Язвы армейско-офицерского мира и пути избавления от них. (по повести Куприна Поединок)

| Категория реферата: Сочинения по литературе и русскому языку
| Теги реферата: собрание сочинений, ответ ру
| Добавил(а) на сайт: Заславский.

Не уяснив истинных причин изображаемого им зла, писатель вместе с героем не смог найти пути его преодоления. Один из путей, обдумываемых
Ромашовым, таков: “Вот я служу… А вдруг мое Я скажет: не хочу! Нет – не мое
Я, а больше… весь миллион Я, составляющих армию, нет- еще больше – все Я, населяющие земной шар, вдруг скажут: “Не хочу!“ И сейчас же война станет немыслимой…” Конечно, и Куприн , и Ромашов не могут не ощущать несбыточности своих предложений.

На протяжении всей повести Ромашов предстает как неудачник, как слабый человек, но как бы ни были смешны и наивны его фантазии, это не фантазии сытого и спокойного Манилова. Ромашов страдает за себя и за всех
“униженных и оскорбленных“, он проделывает определенную духовную эволюцию, которая проходит под знаком растущего критицизма, внутреннего сближения с простыми людьми в серых шинелях. “Этот страдающий правдоискатель, - пишет
А. Волков, - именно потому, что он правдоискатель, - оказался белой вороной в мертвом мещанском царстве, и оно раздавило его “.[ 2, стр.160 ]

Еще один очень интересный и своеобразный тип интеллигентного и одаренного офицера – Назанский. Это философ, умеющий размышлять, но не умеющий жить. Пассивностью, безволием Назанский напоминает Ромашова,- он вовсе опустился, капитулировал перед жизнью. Но его страстные речи представляют большой интерес, т.к. в них сконцентрированы размышления самого Куприна в связи с изображаемой им темой “армия – война – человек“
Вот рассуждение Назанского, которое как будто бы созвучно пылким дифирамбам
Осадчего старой войне : “Было время кипучего детства и в истории, время буйных и веселых молодых поколений. Тогда люди ходили вольными шайками, и война была общей хмельной радостью, кровавой и доблестной утехой. В начальники выбирался самый храбрый, самый сильный и хитрый, и его власть, до тех пор, пока его не убивали подчиненные, принималась всеми истинно как божеская. Но вот человечество выросло и с каждым годом становится все более мудрым, и вместо детских шумных игр его мысли с каждым днем становятся серьезнее и глубже. Бесстрашные авантюристы сделались шулерами. Солдат не идет на военную службу, как на веселое и хищное ремесло. Нет, его влекут на аркане за шею, а он упирается, проклинает и плачет. И начальники из грозных, обаятельных, беспощадных и обожаемых атаманов обратились в чиновников, трусливо живущих на свое нищенское жалованье“.

Осадчий и Назанский – типы прямо противоположные. И вместе с тем в чем-то их мысли сближаются. Неужели Назанский духовно столь близкий автору, воспевает войну? И как это можно было бы согласовать с общим характером “Поединка“ – произведения антивоенного, разоблачающего пороки военной машины ?

Дело в том, что Куприн был ярым противником войны. Но, человек сильный, азартный, он любил опасные спортивные упражнения, любил подвиги.
Мощь, гибкость, красота человеческого тела неизменно вызывали в нем восхищение. Куприну были глубоко ненавистны чувства и мироощущение офицеров провинциального гарнизона. Он знал, что они, за исключением немногих, становятся на службе “низменными, трусливыми, злыми, глупыми зверюшками“.
И против этих жалких, трусливых и слабых людей, не могущих вести за собой солдат, были направлены слова, воспевающие бесстрашных и гордых военачальников прошлого.

Панегирик силе, с которой выступает Осадчий, основан на антигуманистической философии. Сила и смелость нужны Осадчему лишь для кровавой военной оргии.

Иной смысл обретают мысли о войне прошлого, о сильных и смелых людях, высказанные Назанским. Устами Назанского Куприн осуждает скудость духа, мещанскую ординарность, славит подлинное мужество. Речи Назанского сильны своим критическим пафосом. В них как бы подведен итог всему тому, что сказано в повести о царской армии. Назанским вынесен ей окончательный приговор, с горячим сочувствием встреченный Ромашовым. “Поглядите-ка вы на наших офицеров… Ему приказывают: стреляй, и он стреляет,- в кого? За что ?
Может быть понапрасну? Ему все равно, он не рассуждает”. Для людей с чутким сердцем “служба – это сплошное отвращение, обуза, ненавидимое ярмо…” “… Я глубоко, я твердо уверен, что настанет время, когда нас, патентованных красавцев, неотразимых соблазнителей, великолепных щеголей, станут стыдиться женщины и, наконец, перестанут слушаться солдаты”. Люди не простят офицерской касте того, что она слепа и глуха ко всему, не простят
“презрения к свободе человеческого духа”. Назанский не только обличает. У него есть и положительная программа. Выступая против христианско- толстовской морали смирения и кроткой любви к ближнему, Назанский впадает в ницшеанский аморазмизм, приходит к культу эгоизма, автономного “Я“.
“…Какой интерес заставляет меня разбивать свою голову ради счастья людей тридцать второго столетия? … Любовь к человечеству выгорела и вычадилась из человеческих сердец. На смену ей идет новая, божественная вера, которая пребудет бессмертной до конца мира. Эта любовь к себе, к своему телу, к своему всесильному уму, к бесконечному богатству своих чувств. “Вы царь мира, его гордость и украшение. Вы бог всего живущего… Делайте что хотите.
Берите все, что вам нравится. Не страшитесь никого во всей вселенной, потому что над вами никого нет и никто не равен вам. Настанет время, и великая вера в свое Я осенит, как огненные языки святого духа, головы всех людей, и тогда уже не будет ни рабов, ни господ, ни калек, ни жалости, ни пороков, ни зависти. Тогда люди станут богами…” В рассуждениях Назанского – мечта об идеальном обществе, в котором не будет “господ“ и “рабов“ и человек станет прекрасен. И вместе с тем ницшеанское презрение ко всему социальному, к морали, призыв: делай что хочешь. В уста этого героя Куприн вложил страстные тирады о человеческой мысли, которая дарит “величайшее наслаждение“, о красоте жизни, о “жарком, милом солнце” – тирады, возникшие, очевидно, не без влияния вдохновенных горьковских гимнов в честь свободного и гордого Человека. Но прославление разума и жизни окрашивается у Назанского в сугубо индивидуалистические тона, оптимистическая проповедь, как это ни парадоксально, незаметно переходит в ущербную, пессимистическую.

Куприн полагал, что человечество может достигнуть счастья и свободы лишь тогда, когда люди проникнутся сознанием необходимости духовного самовозвышения, когда человечество начнет массами выдвигать людей, достигших высокого развития. Воспевая мужественных одиночек, Куприн приходит к мысли и о коллективном действии. Он говорит о появлении смелых и гордых людей, о том, что сокрушить “двухголовое чудовище“, которое опасно для человека, можно лишь сражаясь плечом к плечу.” Давно уже, - пишет
Куприн, - где-то вдали от наших грязных вонючих стоянок совершается огромная, новая, светозарная жизнь… Как в последнем действии мелодрамы, рушатся старые башни и подземелья и из-за них уже видится ослепительное сияние”. ”Вот на улице стоит чудовище, веселое, двухголовое чудовище. Кто ни пройдет мимо него, оно его сейчас в морду… Один я его осилить не могу.
Но рядом со мной стоит такой же смелый и такой же гордый человек, как я, и я говорю ему: “Пойдем и сделаем вдвоем так, чтобы оно ни тебя, ни меня не ударило. И мы идем… И тогда-то не телячья жалость к ближнему, а божественная любовь к самому себе соединит мои усилия с усилиями других, равных мне по духу людей! “При всей наивности и противоречивости этих рассуждений, как отмечает А.Волков, в них выдвигается идея, противоположная провозглашенной Назанским формуле: “Делайте что хотите“. Литературоведы периода социализма считали, что логика общественной жизни толкала купринского героя к понимаю необходимости коллективных действий
(подразумевая под этим революционные действия), но он, этот герой, как бы остановился на перепутье, будучи не способен проявить решимость и последовательность. Назанского упрекали и в том, что он в своей жизни, своей деятельности не пошел далее других героев писателя – духовно бессильных, остающихся в стороне от борьбы. Что он не только не присоединился к “смелым и гордым людям“, о которых так красноречиво говорит, но болезненно сосредоточился на самом себе, замкнулся, и это неизбежно привело его к духовному бездорожью. “Положительные“ идеи писателя, изложенные устами Назанского, критиковал в свое время
Луначарский. В заслугу художнику ставили то, что он показал в герое черту, как считалось, в высшей степени характерную для интеллигенции, разрыв между словом и делом. Ошибка Куприна, как писал А Волков, заключалась в том, что
“он пытался наделить образ Назанского героическим ореолом”. Уединению и даже угарной жизни Назанского Куприн придавал характер гордого отчуждения от грязи мещанской жизни.

Как показало время, Куприн был отчасти прав, не приведя своего героя в стан революции. На многие из тех вопросов, что мучили думающих офицеров купринского “Поединка“ , ХХ век со своими “развитым социализмом“ так и не ответил. И теперь уже ХХI век ищет пути избавления от “язв“ армейского мира.

III

Написанная под влиянием революционных кругов повесть “Поединок” заставляла всех честных людей серьезно задумываться над мучительными вопросами русской жизни, протестовала против “нищеты и трусости человеческого духа, спеленатого обязательствами, условностями и преданием”.
Когда “Поединок“ вышел в свет, Горький в интервью, данном корреспонденту
“Биржевых ведомостей“ отмечал: “Великолепная повесть. Я полагаю, что на всех честных, думающих офицеров она должна произвести неизгладимое впечатление. Целью А.Куприна было – приблизить их к людям, показать, что они далеки от них! … В самом деле, изолированность наших офицеров – трагическая для них изолированность. Куприн оказал офицерству большую услугу. Он помог им до известной степени познать самих себя, свое положение в жизни, всю его ненормальность и трагизм“.

Один из самых популярных писателей дореволюционной России, деливший славу с М.Горьким и Леонидом Андреевым, Куприн в восприятии читателя остался, прежде всего, талантливым реалистом-бытовиком, критиковавшим темные стороны русской действительности. И только лишь в разлуке с Россией (вместе с остатками разгромленной на северо-западе
Добровольческой армии, Куприн оказывается в Гельсингфорсе (Хельсинки), а затем переезжает в Париж он смог найти слова признания и любви. Подобно другим писателям русского зарубежья, он посвящает своей юности самую крупную и значительную вещь “Юнкера“. Время сгладило мрачные воспоминания, и в этой повести попадаешь в совершенно иной мир – в Александровское училище на Знаменке. Здесь уже обилие света, нарядный быт юнкеров –
Александровцев и печаль, “горьковатая и нежная грусть; продиктованная думами о России. [ 8, стр.51 ] Мрачное, трагическое для него как будто осталось в прошлом.

Но повесть “Поединок“ не ушла в прошлое, по-прежнему она будоражит умы человечества и заставляет думать: Так каково же истинное назначение армии? Каким должен быть настоящий русский офицер и настоящий русский солдат? Как избавить мое “Я“ и “Я“ всех людей от соприкосновения с жесточайшим злом жизни – войной.

Использованная литература

1. А. Волков. Очерки русской литературы конца ХIХ и начала ХХ веков. М,

1952.

2. А.А. Волков. Русская литература ХХ века. Дооктябрьский период.- М,

1970

3. А. Волков . Творчество А.И. Куприна.- М, 1981

4. В. Воровский. А.И. Куприн ( Отрывки из статьи ) - в кн. “ Русская литература ХХ века. Дооктябрьский период. Хрестоматия. М, 1980.

5. А.И. Куприн Поединок – в кн. : А.И. Куприн. Собрание сочинений в девяти томах. Т. 4. стр. 476 – 495.

6. И. Корецкая. Примечания. – в кн.: А.И. Куприн. Собрание сочинений в девяти томах Т. 4 стр. 478 – 495.

7. В. Лилин. Александр Иванович Куприн. Биография писателя. Пособие для учащихся Л, 1975.

8. О.И. Михайлов. Литература русского Зарубежья. Александр Иванович

Куприн – Литература в школе, 1990, № 5, стр.50 – 52.