«ЖИЗНЬ — ЭТО СВОБОДА»

(ПО ПРОИЗВЕДЕНИЯМ В. ГРОССМАНА «ЖИЗНЬ И СУДЬБА» и Ю. ДОМБРОВСКОГО «ФАКУЛЬТЕТ НЕНУЖНЫХ ВЕЩЕЙ»)

Удивительно, что роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» пришел к читателю с тридцатилетним опозданием и тем не менее вовремя. Рожденный трагическим опытом великой войны и сложившегося послевоенного периода, он оказался тесно сопряженным с самыми жгучими нравственными проблемами наших дней.

В своей книге писатель ставит знак равенства между понятиями жизнь и свобода. Он твердо убежден, что стремление человека к свободе заложено самой природой и потому неистребимо, что любые ухищрения тоталитарного государства обречены на провал Основанием для таких убеждений является для Гроссмана надежда на здравый смысл, на мудрость истории и бесстрашие народа, отвоевавшего право на свободный выбор своей судьбы в жестокой борьбе с фашизмом

В центре романа — Сталинград, девяносто дней подвига, закончившегося победой Но Гроссман не только воспроизводит конкретные эпизоды сталинградской битвы, хотя и они, конечно, очень важны Он раскрывает философию истории, которая теперь нерасторжимо связана с волжскими берегами Из города, где когда-то шла обычная жизнь, Сталинград, по мнению Гроссмана, превратился в «символ будущего», причем будущего, основанного на принципе безусловной свободы всех и каждого

Эта мысль звучит уже с первых страниц романа Старый большевик Михаил Сидорович Мостовской, подбадривая товарищей по немецкому концлагерю, говорит о победе над фашизмом как само собой разумеющейся Он считает, что круто завинченные гайки в предвоенные годы массовые репрессии, насильственная коллек-тивизация, слаженность карательной системы — были необходимы, так как цель оправдывает средства

Если с первой частью утверждения своего героя автор полностью согласен, то вторая часть для него абсолютно неприемлема средства должны быть достойны цели, и зло может породить только зло

Персонажи Гроссмана много спорят Споры ведутся везде — в немецких и советских концлагерях, на передовой, в камерах Лубянки, на квартирах ученых в Казани, в семьях рабочих и интеллигентов В яростных, резких, порой прямолинейных высказываниях о русской истории, о засилье людей «с лакеинкой», о природе человеческой вообще угадывается страстное желание понять причины всеобщей беспомощности и страха перед силой тоталитаризма

В центре сталинградских событий стоит «дом шесть дробь один», находящийся «на оси немецкого удара» Именно этот дом «запирает» немцам наступление на город, и именно он становится в романе своеобразным островком свободы

В самом деле, среди защитников дома установился особый тип отношений Полковник Новиков, капитан Греков, физик Виктор Штрум, его дочь Надя, строитель Анциферов, презрев служебные, национальные, возрастные и прочие различия, живут одной вольной семьей Каждый из них уникален и неповторим и романтик-ополченец Сережа Шапошников, и младший лейтенант Зубарев, учившийся когда-то в консерватории и теперь бесстрашно поющий в развалинах совсем не военные песни Это не «живая сила» войны, которой распоряжаются всевозможные командиры, а люди, сделавшие свои выбор сами «Свободы хочу, за нее и воюю»,— говорит «управдом» Греков. Под свободой подразумевается не только освобождение территории от врага, но и отвращение к «всеобщей принудиловке», какой, по мнению героя, была довоенная жизнь.

«Костью в горле» застряли эти люди у тех, кто привык к слепой покорности подчиненных. Даже генерал Крымов, искренний коммунист, честный, проницательный, мужественный, но видящий везде и всегда себя командиром, рупором власти, улавливает в атмосфере дома чуждый ему дух партизанщины.

И еще одна важная особенность романа: он писался уже после войны, когда было ясно, что победа, завоеванная народом, освободившая мир от фашизма, не освободила сам народ от тоталитарного давления. «Сталинградское торжество определило исход войны,— пишет Гроссман,— но молчаливый спор между победившим народом и победившим государство продолжается». Поэтому от Сталинградской битвы писатель ведет начало двух противоположных линий. С одной стороны, укрепление авторитета Сталина, усиление диктатуры, с другой — неискоренимое движение народа к духовному раскрепощению.

Гроссман убежден: добро творится только вольньм духом. Задыхаются вгазовых камерах люди, переполнены концдагеря, допьяна напилась крови земля, но свободные люди всегда остаются людьми. Так, Софья Осиповна Левингтон в оставшиеся считанные минуты жизни стремится прежде всего облегчить муки чужого умирающего ребенка. Русская женщина сует совсем не лишний для нее кусок хлеба пленному немцу. Немолодая украинка, обездоленная и осиротевшая, дает приют попавшему в плен доходяге-москвичу.

Судьба требует покорности, безгласия, страха. Реальная же жизнь сильнее судьбы, так как в основе ее — свобода. Именно свобода — главный и единственный стратег победы. Об этом и идет речь в повествовании Василия Гроссмана.

В романе Ю. Домбровского «Факультет ненужных вещей» аналогичная мысль о свободе как высшей ценности выражена в более философской, образно-символической форме.

Хранитель музейных ценностей Георгий Зыбин, арестованный как «враг народа», кажется бессильным и обреченным. Человек осуждается без судей, без статей, без свидетелей. Как будто «ни ложь, ни правда, ни стойкость, ни мужество» — ничто уже не имеет значения и впереди только смерть. Надеяться на понимание, а тем более милосердие карательных органов бессмысленно. Не случайно следователь Тамара Долидзе, красавица, проучившись четыре года в ГИТИСе, перешла на юридический, чтобы потом, на допросе Зыбина заявить: право — это «факультет ненужных вещей».

И все же бесправному зэку удается сохранить внутреннюю свободу, он воспринимает жизнь в ее таинственности и глубине, тонко чувствует то, что не вписывается в созданную людьми систему насилия и лжи. Это прежде всего природа. Даже из тюремного окна видно, как при небольшом ветерке поднимаются и опадают листья тополя. Дерево «дышало», «по его жилкам пробегала зеленая кровь, в нем бились миллионы крохотных сердечек». «Веселые, свободные, живые» тополя воспринимались героем как то «самое главное», что определяет нравственное назначение человеческого пребывания на земле.

Даже в обыкновенных, казалось бы, яблоках, которые принесли в узелке для Зыбина, проступает символический смысл: были они «крутобокие, огненные», «расписанные багровыми вихрями и зеленью». Не случайно так испугалась, увидев их, следователь Долидзе:

она почувствовала, что узелок «опасен», что «эти яблоки и следствие — вещи несовместимые».

Кроме того, в романе есть герой — носитель высшей «космической» точки зрения на мир. Это художник Калмыков, чудак от искусства. Если «нет правды на земле», то, по Калмыкову, она есть «выше». К этой Правде и устремлялось сердце художника, а образы вечности, запечатленные на его странных картинах, говорили о бессмертии.

Написанные непохожими авторами, на разном фактическом материале, произведения Василия Гроссмана и Юрия Домбровского сливаются в главном — в прославлении свободы как смысла и цели всего нашего существования на земле.