Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5 | Следующая страница реферата

Обратим внимание на такое характернейшее (и вызывающее пристальный интерес современных медиевистов) явление, как "охота на ведьм" [ 16]. Она разразилась на самом взлете Ренессанса. 1487 год (уже написаны "Венера" Ботичелли и "Мадонна Литта" Леонардо) – издается "Молот против ведьм" Инститориса и Шпренгера. Церковные институты и церковная мысль руководят охотой на протяжении всей "эпохи взлета культуры и гуманизма". По свидетельству А.Я. Гуревича [ 17], провозвестник "единой религии" и гуманист Жан Бодэн, чьим именем названо бельгийское общество по изучению юридических и политических институтов, был автором трактата "Демономания ведьм", в котором утверждалась необходимость войны с колдовством с помощью костров, пыток и доносов. Трактат появился в 1580 г.

Отношение же католической христианской церкви к этой проблеме в эпоху раннего и зрелого средневековья было иным. Сама вера в колдовство и ведьм оценивалась как языческий пережиток и суеверие. Покаянная эпитимья накладывалась на тех, кто подпадал под влияние этого суеверия. В XII в. Иоанн Солсберийский называл веру в ведьм "достойной презрения глупостью" и "баснями".

Только начиная с XIII в. началось постепенное проникновение веры в колдовство и шабаш в церковное сознание, но до организованной "охоты" было еще далеко. Перелом произошел в конце XV в., с этого времени начинают преследовать не только ведьм (вера в которых ранее оценивалась как "народная глупость"), но и тех, кто не верил в их существование. Две культуры, противостояние которых было очевидно в средневековье, диффундировали. Уже нет "язычества" и "христианства", а есть оязыченное, варваризованное христианство и христианизированное язычество.

Эти два встречных процесса (варваризация христианства и христианизация варварства) привели к феномену Реформации. Реформация – такой же продукт "варваризации" христианства, как и современная ей католическая церковь, хотя субъективно именно борьба с варваризацией была одной из причин реформационного движения [ 18]. Протестантизм я считаю новой, сугубо новоевропейской "мировой религией", и в самых разнообразных его формах был подлинно "массовой", "народной" религией, в которой уже почти невозможно различить противостояние двух культур – высоколобой письменной и культуры "немотствующего большинства". И, естественно, протестанты с не меньшей энергией занялись "охотой". Костры горели и в XVII, и XVIII в.

Рождение уже "цельной" культуры как результата длившейся тысячелетие диффузии в принципе совпадает с собственным "осевым временем" тех варварских (в основном германских) народов, которые когда-то начали новый виток истории. Таким образом, эпоха Ренессанса становится вторым Осевым временем мировой истории. Именно с этого момента начинается неуклонная экспансия "кипящей" западноевропейской культуры на все мировое пространство.

Процесс средневековой диффузии культур станет понятнее, если учесть, что практически вся территория Западной Европы была покрыта густой сетью церковных приходов. Каждый человек, принадлежащий к архаической родовой, в основном аграрной, общности, обладающий и своей картиной мира, и своей этикой, и своим онтологическим гармонизирующим инструментарием, должен был регулярно подвергать себя на исповеди подробному самоанализу и рефлексии, причем с позиции стадиально и типологически удаленной от него культуры.

Все представления, связанные с укорененностью человека в природе, в роде, оценивались высоко рефлектированным христианским сознанием как принципиально греховные и дьявольские. Борьба, носившая сугубо экзистенциальный характер, происходила в душе каждого человека на протяжении многих поколений. Душа средневекового человека, сама того не ведая, страдала от крестной муки, этой постоянно натянутой в ее глубине пружины.

В конце концов эта пружина сорвалась – родилась культура, обладающая исключительной "пассионарностью". Европейский человек обнаружил, что он "свободен" от природы. Впервые в истории отчуждение и объективация зашли так далеко, что сознание смогло посмотреть на мир как на "чистый" объект, а на себя как на "чистый" субъект. Мир предстал как арена сначала мысленного, а затем реального экспериментирования [ 19] и поле для реализации теоретических замыслов. Были отброшены все бессознательные "экологические табу", свойственные архаическим культурам. Рождалась теоретическая и экспериментальная наука и вслед за ней технологическая цивилизация нового и новейшего времени.

В этом контексте интересен факт, на который обратил внимание Марио Льоцци в "Истории физики". 0н утверждает, что греки обладали достаточными знаниями, чтобы создать индустрию, машины и предвосхитить XVIII век. Почему этого не произошло?

Кажется вполне правдоподобным предположение, что произойти это могло только в той культуре, в которой были окончательно оставлены архаические механизмы экологической саморегуляции. Такой культурой оказалась западноевропейская цивилизация, прошедшая тяжелейший искус варварско-христианского средневековья [ 20]. Памятником этого противостояния хтонического варварского и спиритуального христианского сознания является европейская готика. Мистическая архитектоника и варварский орнамент составляют ее сущность. Более поздним и более трагическим воплощением этого конфликта явилась живопись Босха, где христианский и языческий карнавальный ("адский") космосы даются в напряженной и парадоксальной синхронии.

Результатом "сорвавшейся пружины" была и невиданная пространственная экспансия, которая привела к открытию Нового света и началу американской цивилизации.

В дополнение к разговору о специфике средневековья следует обратить внимание и на тот факт, что социальные исследования последних лет пришли к выводу о сложном генезисе раннего феодализма в Западной Европе (А.Я. Гуревич и др.). Последний представляет собой весьма своеобразную социальную систему, в которой родовые структуры германцев были переплетены с поздне-античными социальными формами. Диффузия этих структур, а следовательно сам европейский феодализм – уникален. Другими словами, феодализм и неизбежно следующий за ним капитализм могли возникнуть только в результате описанного разрыва – стадиального культурного наложения, а не возникли плавно и эволюционно из предшествующей формации.

Таким в общих чертах видится драматический генезис западноевропейской "фаустовской" культуры. Кажется несомненным, что напряженность экзистенциального мира средневековья определила весь исключительный, глобальный драматизм истории человечества последующих веков. Взрывообразный динамизм евро-американской экспансии, все развитие современной технологической цивилизации с ее глобальными приобретениями - открытостью и информационностью, но и с ее глобальными проблемами экологической, ядерной и террористической угрозами объясняются только тем, что когда-то варвар-германец, осев на завоеванных землях или просто попав в ареал Римской христианизированной империи, унаследовал от стареющей "послеосевой" культуры ее великие духовные, юридические и социальные достижения.

Все последовавшее за этим, может быть по аналогии, объяснено адлеровскими механизмами "компенсации" и "сверхкомпенсации" как неизбежной реакции на разорванность экзистенции средневекового человечества.

В качестве краткого заключения можно сказать следующее. "Диагноз", который можно было бы поставить в результате проведенного анализа свидетельствует о фундаментальных структурных проблемах, что и следовало ожидать.

Более или менее понятно, что антропологический парадокс, изначальная экзистенциальная драма человечества, получает сейчас свое предельное выражение и может быть сформулирована как фундаментальный конфликт Сознания и Жизни или Лингвистическая катастрофа. Понятно также, что экстремизм в поисках инструментария для гармонизации этого конфликта и всех частных его проявлений не допустим, да и не эффективен.

Хватит ли человеку ума и сил для преодоления создавшихся проблем? Остается надежда, что исключительность создавшейся ситуации удержит человека от последнего смертельного шага. Но, даже если вдруг так случится и человечеству удастся выжить, глубинные онтологические диссонансы неизбежны.

Поэтому наиболее оптимистичный взгляд возможен, когда речь идет об индивидуальной экзистенции, которая всегда имеет возможность выбора и возможность (может быть кажущуюся) прямого самоконструирования.

Определенный скепсис же кажется оправданным при взгляде на человечество в целом, так как не понятно, способно ли оно в принципе выработать такой механизм саморегуляции, который, при сохранении жизни на Земле, сохранил бы свободу, человечность и человеческое достоинство.

***

1] Эта работа написана так, что большая часть библиографического, философского, исторического контекста осталась за пределами аппарата ссылок, в надежде на естественную эрудицию читателя.

[ 2] Все дальнейшее должно пониматься с учетом существенной изоморфности "фило"- и "онтогенеза", то есть становления человеческих общностей и становления человеческой личности.

[ 3] "Коллективное бессознательное" и "архетипы" в теории К.Г. Юнга с этой точки зрения уже являются следствием фундаментальной деформации.

[ 4] Близкими к этому пониманию антропологической ситуации являются мысли, высказанные в: Давыдов Ю.Н. Культура – природа – традиция // Традиция в истории культуры. М., 1978. С. 44-57.

[ 5] Радикально и при этом логически безукоризненно понятие антропологического абсурда дано у Камю. См.: Camus A. Le mythe de Sisyphe. Essai sur l'absurde. P., 1942.

[ 6] В этом контексте Эрос и Танатос позднего Фрейда парадоксальным образом оказываются функционально эквивалентными.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: диплом государственного образца, рефераты.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5 | Следующая страница реферата