Антон Иванович Деникин

| Категория реферата: Исторические личности
| Теги реферата: реферат финансы, реферат знания
| Добавил(а) на сайт: Федора.

Между тем красные армии развернули мощное контрнаступление. 20 октября они выбили добровольцев из Орла, а 24 — из Воронежа, разгромили кавалерию
Шкуро и Мамонтова. Обстановка требовала немедленного наведения в тылу
«железного порядка». Деникин приказал Врангелю выехать в Екатеринодар и привести в чувство потерявших разум бунтарей, а 6 ноября сам телеграфировал туда: «Подписавших договор при появлении их на территории Вооруженных сил
Юга России приказываю немедленно предать военно-полевому суду за измену».
Рада, однако, проявила непокорность. Она обязала своего атамана разъяснить верховному, что делегация подотчетна только своему правительству, а его приказ о предании ее суду — нарушение прав Кубани и подлежит отмене.

Генерал Покровский, согласно приказу, перебросил с фронта к
Екатеринодару отряд верных ему бойцов и предъявил растерявшемуся Филимонову ультиматум— до 12 часов 19 ноября выдать прибывшего члена делегации
Калабухова и прекратить на Кубани травлю Добровольческой армии. После разразившегося скандала председатель рады И. Л. Макаренко сложил свои полномочия и скрылся. Делегаты впали в «покаянное настроение». Покровский по приказу Врангеля арестовал «десять изменников», из которых Калабухова, по приговору суда, 20 ноября повесил на Крепостной площади Екатеринодара, а труп его «во устрашение» оставили на виселице на целый день. Делегация раскаявшихся депутатов рады во главе с историком Ф. А. Щербиной принесла
Деникину свою повинную голову. 21 ноября рада стоя приветствовала Врангеля.
Филимонов ушел в отставку, рада избрала себе нового председателя. Остальные арестованные были высланы «за пределы России». Деникин распорядился
«суровыми и беспощадными мерами расчистить тыл».

Поражения на фронте обострили присущие природе белого движения острые, разрушающие ее антагонистические социальные противоречия. Самой уязвимой и рыхлой оказалась армия. Пока ей сопутствовали успехи, она, скрипя, существовала. Первые же серьезные неудачи повлекли за собой деморализацию ее состава, стремительно переросшую в катастрофу. По этой причине она за какие-то 1,5—2 месяца, признавал впоследствии и сам Деникин, развалилась буквально на глазах. От вчера еще многочисленной и грозной Добровольческой армии осталось всего около 10 тыс. человек. Ее пришлось переформировать в корпус под командованием А. П. Кутепова. Кавказская армия, состоявшая преимущественно из кубанских казаков и горских крестьян, практически перестала существовать. Она сократилась приблизительно до 8 тыс. человек и утратила боеспособность. В частях терских казаков едва насчитывалось 3,5 тыс. человек, горцев — менее одной тысячи. Более или менее сохранила свою устойчивость только Донская армия. Испытав на себе большевизм и боясь возмездия с его стороны донцы не рассыпались по станицам и хуторам, а с боями отступали на юг. Всего под командованием Деникина к концу 1919 г. осталось примерно 80 тыс. человек.25 (2, Т. V, с. 263, 264, 268)

Это был всеобщий кризис белого движения. Врангель, развернув кампанию по разоблачению виновников катастрофы, предложил генералам Сидорину и
Покровскому свергнуть Деникина с поста главнокомандующего. Замерли транспорт, заводы, шахты, нефтепромыслы, крестьяне попрятали продовольствие. Армия перешла к «самоснабжению». Повсюду воцарился произвол. Стонали города, станицы, села, хутора и аулы. Генералы свирепея, докладывали Деникину о чудовищных злоупотреблениях. Выбиваясь из сил и отчаявшись, главнокомандующий слал им лаконичные ответы: «Вешайте беспощадно!».

Советники, в частности, Н. И. Астров. Н. В. Савич и К. Н. Соколов, предлагали ему «опереться на консервативные круги при условии признания ими факта земельной революции». Но они были против всякой «уступки домогательствам черни». Резко повернуть руль вправо Деникин опасался еще и потому, что это выглядело бы вызовом казачьим областям. Левый, по квалификации Деникина, сектор Особого совещания потребовал реконструкции органов власти, создания правительства из семи лиц, включая, троих от казаков. Но против этого выступил Лукомский со своими единомышленниками.
Сам Деникин предпочел среднюю линию. Потом он расценивал ее как кризис российского либерализма.26 (2, Т. V, с. 277—279, 282, 284, 285) Многие обвиняли его в диктаторстве, но его воззрения не позволяли ему стать на путь тотальной диктатуры. А отдельные акции лишь подрубали сук под ним.

За 2,5 месяца непрерывного отступления белые армии откатились более чем на 740 км — от Орла и Среднего Поволжья до берегов Каспийского и Азовского морей, потеряв огромное количество оружия, боеприпасов, снаряжения. 10 января 1920 г. они оставили Ростов-на-Дону— важнейший стратегический узел.
Красная Армия рассекла их на три части. Одна из них покатилась в Одессу, другая — в Крым, третья — на Северный Кавказ. Деникин оставался в последней, самой многочисленной. Тысячи ядовитых стрел сыпались на голову его самого и его окружения. Офицеры беспрерывно митинговали. «Во имя чего и кого воевать?» — вопрошали они.

Катастрофа вызвала переполох в антантовских кругах. В Новороссийск, куда перебралось деникинское правительство, спешно прибыла высокопоставленная английская миссия. По настоянию ее главы Мак-Киндера 12 января 1920 г. состоялась договоренность о признании существовавших окраинных правительств с допущением возможности их сотрудничества со странами Антанты. Было достигнуто также соглашение об открытии Польшей широкомасштабной операции против большевиков, выполнить которое она не спешила. Англия получила право на открытие концессий в Черноморской губернии и в Крыму. И хотя эти решения расходились с принципом «единой, неделимой России», Деникин, отсутствовавший на заседании правительства, согласился с ними, поскольку они устраняют, полагал он, ненужный и вредный ригоризм. Правда, он четко оговорил, что «признание окраинных правительств не равносильно признанию государств и потому не исключает окончательных санкций Всероссийского учредительного собрания».27 (2, Т. V, с. 305, 306).

Противники Деникина встали теперь на путь заговоров. Эсеры готовили переворот при поддержке Тимошенко и Аргунова. Но его намерение осудили меньшевики, потребовавшие соглашения с большевиками. Другое гнездо заговора образовали Врангель и Лукомский. Первый под предлогом выхода в отставку выехал при содействии второго в Крым, чтобы там занять пост командующего войсками, сместив генерала Н. Н. Шиллинга. Узнав об этом, Деникин приказал
Врангелю покинуть Крым, а Лукомского уволил со службы. Барон, однако, воспротивился. И только после вмешательства английского представителя
Хольмана, поддержавшего Деникина, выехал в Константинополь.28 (2, Т. V, с.
309, 328)

Но перед тем, громко хлопая дверью, Врангель отправил Деникину открытое письмо-памфлет, получившее широкую известность во всей белой армии и за границей. Обличая адресата в непомерном честолюбии, разгневанный барон подчеркивал: «Армия, воспитанная на произволе, грабежах и пьянстве, ведомая начальниками, примером своим развращающими войска,— такая армия не могла создать Россию! ...Русское общество стало прозревать... Во мне увидели человека, способного дать то, что жаждали все». Ответ Деникина был предельно кратким: «Для подрыва власти и развала Вы делаете, что можете.
Когда-то, во время тяжелой болезни, постигшей Вас, вы говорили Юзефовичу, что Бог карает Вас за непомерное честолюбие... Пусть Он и теперь простит
Вас за сделанное Вами русскому делу зло».29 (2, Т. V, с. 334—339)

Тем временем советские войска под командованием М. Н. Тухачевского все сильнее теснили белых. Их тылы сотрясали партизанские отряды. Побережье очищали Красная армия Черноморья под командованием Е. С. Казанского и И. Б.
Шевцова и Советская зеленая армия во главе с П. Моринцом. Деникин потом признавал: «Если и раньше наш тыл представлял из себя в широком масштабе настоящий вертеп, то в начале 1920 г. ...извращение всех сторон жизни... достигло размеров исключительных».30 (2, Т. V, с. 311—312) Не надеясь больше на собственные силы, Деникин попросил Антанту взять Черноморье под свою охрану. В нескольких кубанских станицах побывали карательные отряды, составленные главным образом из донских казаков. «Старшие братья», пытаясь вразумить «младших», вешали и пороли их. Но все было тщетным. Кубанцы разбегались, укрываясь в плавнях и лесах, охотно прислушивались к демагогическим речам: «Большевики теперь уже совсем не те, что были. Они оставят нам казачий уклад и не тронут нашего добра».31 (2, Т. V, с. 313,
314)

Больше у Деникина никаких надежд не оставалось. Вечером 25 марта он со своим начальником штаба (И. П. Романовским) вместе с основными частями
Добровольческого и Донского корпусов погрузились в Новороссийске на корабли. Часть оставшихся на берегу казаков и солдат, обезумев от страха, безуспешно пытались попасть на перегруженные корабли. Несмотря на принимавшиеся к эвакуации меры транспортных средств не хватало. На рассвете
27 марта верховный главнокомандующий прибыл в Крым, где из эвакуированных и находившихся в Крыму частей сформировал 35—40-тысячную армию в составе
Крымского, Добровольческого и Донского корпусов.32 (2, Т. V, с. 352) Но уставший, надорванный физически, морально и нравственно он вскоре передал командование ею Врангелю, к тому времени успевшему войти в доверие к союзникам, и снова возвратившемуся в Крым с безмерной жаждой покрыть себя лаврами «спасителя» России. После категорического отказа Деникина от своего поста кандидатуру Врангеля поддержали командиры всех частей трех корпусов белой армии в Крыму.

ЭМИГРАЦИЯ

Сразу ставший никому не нужным и забытым, Деникин покинул навсегда
Россию на борту английского дредноута «Мальборо» вместе с семьей и детьми
Корнилова. С молодой женой Ксенией и крошечной дочерью Мариной он долго колесил по Европе в поисках пристанища, но никогда и нигде не прося гражданства. В 1926 г. Антон Иванович, наконец, осел во Франции. Выбор предопределился, по-видимому, главным образом соображениями более низкого прожиточного минимума. Для него тогда эта было важнее всего, ибо ни вкладов, ни иных каких-то богатств за душой у него не было, а накопить чего- то на «черный» день за всю свою жизнь он так и не сумел.

Главным источником существования и смыслом жизни Деникина стал научно- литературный труд. К тому предрасполагали и талант, и генштабистская основательная подготовка, и несомненная склонность к научной работе, и охватившая жажда осмысления гигантского социального потрясения, перевернувшего старую Россию и поразившего весь остальной мир, активным субъектом которого он был и сам, и, наконец, наличие увезенного им самим и переданного ему Врангелем громадного и бесценного архива.

Самой плодотворной для него стала первая половина 20-х годов, когда
Деникин создал главный свой труд — «Очерки русской смуты», пятитомник из шести больших книг. Потом он написал еще много статей и брошюр, но этот труд среди них стоит особняком, как, впрочем, и во всей большой библиотеке белогвардейской историографии по гражданской войне. Отличительная черта пятитомника — фундаментальность, насыщенность документально-достоверным материалом, глубина, объективность и правдивость в анализе военных операций. Деникин иногда тенденциозен и предвзят по отношению к своим недругам, но только не в освещении военных событий. Тут он профессионально точен и досконален. Иными предстают в «Очерках» идейно-политические сюжеты, преимущественно субъективные и пристрастные, но тем не менее небезынтересные для понимания колорита эпохи.

Наверное, не будет большим преувеличением, если сказать, что «Очерки русской смуты» — в известной мере энциклопедия белого движения и, следовательно, всей гражданской войны. Они содержат убедительные ответы на вопросы, как и почему борьба в России в 1917—1920 гг. вылилась в столь крайние и ожесточенные формы, показывают, как силы, свергнутые большевистским переворотом, пытались удержать власть и собственность.

Это крупное произведение далеко выходит за чисто мемуарные рамки,
«написано человеком незаурядным, умным, знающим, способным к анализу минувшего. Человеком, безусловно предвзятым, пристрастным — иначе и быть не могло,— но по-своему честным, преданным интересам России, как он их понимал, человеком, пережившим огромную трагедию. Трагедию, в которой личное неразрывно переплелось с общественным, общегосударственным, когда крушение личных планов, надежд человека неотделимо от крушения всего привычного жизненного уклада, крушения дела, им возглавленного».

Свыше четверти века, изо дня в день, кропотливо собирал Деникин факт за фактом, переосмысливал прошлое, чтобы понять настоящее и будущее своего народа. С думой о его судьбах писал он строку за строкой, еле-еле сводя концы с концами свой бюджет. Мизерных гонораров едва хватало, хотя в его руках находились бесценные архивы, оценивавшиеся большими денежными суммами. Вместе с ним безропотно несли свой крест жена и дочь. Богатые покупатели обивали пороги его скромной квартиры, с ценой не скупились. А он неизменно им отвечал: «Это — русское, для русских. Когда Россия будет свободна, я все отдам ей».33 (4,с. 66–67)

Человек большой культуры и больших знаний Деникин, беззаветно любя
Родину, был ярым противником шовинизма, считая его низким и недостойным для подлинно русского. Он гневно осуждал это поветрие, охватившее многих в эмигрантских кругах первой волны. Не умея объяснить причин российских бед и потрясений, в силу своей ограниченности, они свели их к проискам
«жидомасонов», которые предстают у них в качестве всесильных и главным организаторов февральских и октябрьских событий 1917 года. Показывая несостоятельность столь примитивных суждений, Деникин поэтому отвел в своих
«Очерках» немало страниц еврейскому вопросу, проявив и в этой области широкую эрудицию и глубокие научные познания.

Блестящий русский генерал, прославившийся еще в первой мировой войне,
Деникин всегда оставался самим собой и не боялся сказать нелицеприятное своим бывшим соратникам. Перед нападением фашистской Германии на СССР, когда многие из них переметнулись на ее сторону, чтобы возвратиться на
Родину в обозе ее армии, перед которой, по их мнению, Красная Армия не устоит и побежит, он решительно осудил такие суждения. «Нет,— публично заявил Деникин,—Красная Армия не побежит. Храбро отстоит русскую землю...»
Он верил в свой народ, но полагал, что, разгромив фашистскую Германию, победители затем повернут «штыки против большевиков!».

В отличие от Краснова, Шкуро и других, Деникин не допускал мысли об освобождении России от большевиков руками иноземцев, подчеркивая, что это внутреннее дело россиян, которое могут решить только они сами. В гитлеровском стане, зная об авторитете Деникина, намеревались сыграть на его обиде и непримиримости к большевикам. В начале войны, когда судьба
России висела на волоске и победа Германии казалась предрешенной, фашисты предложили ему сотрудничество, уготовив, вероятно, роль, исполненную потом
Власовым. С риском для себя и своей семьи, он решительно ответил: «Нет!». И после этого переехал подальше от немцев на юг Франции.

Это вовсе не означало перемен в позиции Деникина относительно большевиков, хотя кто-то начал распространять слухи на этот счет. В 1945 г, он почувствовал, что вокруг него началась какая-то непонятная ему возня.
Умудренный опытом и зная о вероломстве наследников «чека», Антон Иванович усмотрел в том происки Сталина, всесилие которого на волне победы над фашисткой Германией взметнулось тогда с небывалой силой. От греха подальше, дабы не искушать судьбы, из Франции Деникин уехал за океан, где и обосновался в США.

Сначала он с семьей поселился в деревне, а потом нашли маленькую квартирку в окрестностях Нью-Йорка. Несмотря на преклонный возраст и болезнь сердца, Антон Иванович целыми днями работал в Нью-Йоркской публичной библиотеке на 42-й улице, в ее славянском отделе на втором этаже.
На столе его лежали книги, тетради, газеты, приготовленный Ксенией
Васильевной скромной сэндвич, съедая который он делал себе единственный перерыв. Он одновременно работал над материалами и первой, и второй мировых войн, собирая необходимые сведения для задуманных новых книг. Одна создавалась как автобиографическая, а другая предполагалась как широкое полотно — «Вторая мировая война, Россия и зарубежье». Тогда же закончил он ответ на книгу генерала Н. Н. Головина «Российская контрреволюция» под названием «Навет на белое движение». Кроме того, в свободное время он редактировал дневники жены. В обстановке усиливавшейся «холодной войны»
Деникину не давала покоя мысль о судьбе России. 14 июня 1946 г. он обратился к правящим кругам Вашингтона и Лондона с запиской «Русский вопрос», в которой изложил свой взгляд на стратегию борьбы с советским коммунизмом в новых условиях. В ней подчеркивалась недопустимость смешения большевизма и «великой, единой, неделимой России». Деникин считал, что из- за тяжелого внутреннего положения СССР советское правительство в данный момент воздержится вести дело к третьей мировой войне, но как поборник идеи всемирного торжества коммунизма будет все делать для разжигания мировой революции, для подрыва мира изнутри в других странах. Наиболее легкой добычей, опасался он, могут стать Франция, Италия и Испания, поскольку громадные потрясения, перенесенные ими, создали в них почву для коммунистических соблазнов.34 (4, с. 70)

Но если западным демократиям все же придется давать отпор большевизму, они должны, подчеркивал Деникин, исключить повторения капитальнейшей ошибки
Гитлера. «Война,— говорилось в записке,— должна вестись не против России, а исключительно для свержения большевизма. Нельзя смешивать СССР с Россией, советскую власть с русским народом, палача с жертвой. Если война начнется против России, для ее раздела и балканизации (Украина, Кавказ) или для отторжения русских земель, то русский народ воспримет такую войну опять как войну Отечественную. Если война будет вестись не против России и ее суверенности, если будет признана неприкосновенность исторических рубежей
России и прав ее, обеспечивающих жизненные интересы империи, то вполне возможно падение большевизма при помощи народного восстания или внутреннего переворота».

Судя по стратегии борьбы с коммунизмом, проводившейся Западом на протяжении многих десятилетий, советы многоопытного борца с большевизмом не остались незамеченными. Однако сам Антон Иванович, кажется, не предпринимал действий к их дополнительному развитию. И прежде всего из-за резкого ухудшения здоровья. Сердечные боли не давали ему покоя.