Бегство из Киева и второе киевское княжение Юрия Долгорукого (1150/1151)

Карпов А. Ю.

Войны того времени во многом велись ради захвата добычи. Привезенное из похода имущество — золото и серебро, челядь, скот, кони, оружие, одежды — служили и мерилом княжеской чести, и видимым выражением самой победы — своего рода аналогом византийских "триумфов", и средством материального обеспечения дружины, необходимым условием сохранения ею способности и в дальнейшем выполнять военные, административные и иные функции. Только принимая во внимание все перечисленное, можно понять, насколько болезненно отнесся Юрий Долгорукий к попытке Изяслава Мстиславича вернуть себе имущество, захваченное у него во время битвы под Переяславлем. На словах Юрий согласился принять тиунов своего племянника и оказать им помощь. Однако выполнять свое обещание на деле, кажется, с самого начала не собирался.

Тиуны Изяслава Мстиславича и его бояр в соответствии с достигнутой договоренностью прибыли в Киев "и начаша познавати свое". Челядь узнавали "по лицу" и, очевидно, по расспросам; коней и скот — по клеймам, "товары" — по имевшимся на них княжеским печатям и другим имущественным отметкам. Процедура опознания утраченной собственности была оговорена соответствующими статьями "Русской Правды". И хотя они не вполне подходили для данного конкретного случая, все же было очевидно, что опознание должно быть утверждено княжеским решением. Юрий же опознания не утвердил и ничего из захваченного не вернул: "того всего не управи", по выражению летописца. "Мужи Изяславли" вернулись на Волынь ни с чем.

Понятно, какова была реакция Изяслава. Он немедленно отправил новых послов к Юрию и Вячеславу "с жалобою". Впрочем, обращался Изяслав к одному Юрию: "Тако се, брате, на том есмы хрест целовали, кому свое познаваючи имати. Ныне же, брате, оже хощеши хресту управити (то есть если хочешь крестное целование соблюсти. — А. К.), то даи ны Бог пожити; не хочеши ли управити, а то узрим". А не получив ответа, отправил и второе послание: "…Се же, брата (теперь уже двойственное число. — А. К.), первое есми слал к вам; и ныне любо на чем хрест еста целовала, то управита. Не хочета ли того всего исправити, то я в биде не могу быти".

Последние слова обоих посланий содержали в себе неприкрытую угрозу: волынский князь готов был начать войну из-за своей "обиды".

К этому времени относится и разлад в отношениях между Юрием и Вячеславом. Вскоре после возвращения из Волынского похода Юрий "поваби" (позвал) брата "на стол Киеву". Трудно сказать, насколько искренним было его намерение передать брату киевское княжение. Договоренность на этот счет между ними, несомненно, существовала (отправляясь биться с Изяславом, Юрий, как вспоминал впоследствии Вячеслав, якобы говорил: "Аз Киева не собе ищю, оно у мене брат стареи Вячьслав, яко и отець мне, а тому его ищю"). Вполне возможно, Юрий и в самом деле готов был уступить старшему брату хотя бы формальные права на престол, оставив за собой фактическую власть над всей Южной Русью. Однако и этой договоренности не суждено было воплотиться в жизнь. По выражению летописца, Юрия "размолвиша" с братом бояре. "Брату твоему не удержати Киева, — вполне резонно заявили они. — Да не будеть его ни тобе, ни оному". (В Никоновской летописи отказ Юрия от передачи киевского стола брату объясняется давлением на него сыновей: вступление Вячеслава в

Киев "неугодно бысть сыновомь князя Юрьа Владимерича Долгорукого; князю же Юрью Владимеричю не слушающу детей своих, они же начаша глаголати бояром отца своего. Бояре же собравшеся и шедша, реша великому князю… И тако бояре возставше, не даша ему воли").

В словах бояр была очевидная истина. Без поддержки Юрия слабовольный Вячеслав не мог удержать Киев. Но Юрий и без них должен был понимать это. Да и не похоже, чтобы его легко можно было заставить поменять свою точку зрения. Скорее, бояре лишь озвучили мнение самого Юрия, позволили ему при принятии собственного решения сослаться на то, что он якобы подчиняется чужой воле. Именно так летопись объясняет действия князя: "послушавшю бояр", Юрий вывел из Вышгорода своего сына Андрея и дал Вячеславу вместо Киева Вышгород. Вячеслав подчинился, хотя это решение сильно обидело его. Позднее он еще будет выговаривать брату за то, что тот обманул его и не выполнил своего обещания: "…а Бог ти помогл, а ты же Киев собе, и еще над темь Пересопницю и Дорогобужь еси у мене отъял, а ты мя тако переобидил, а мне еси Вышегород один дал".

Пересопницу же, бывшую волость Вячеслава, Юрий забрал себе. Сюда он направил на княжение другого своего сына, Глеба, который заодно получил и Дорогобуж. Находясь вблизи границ Волынской земли, Глеб должен был "стеречь" Изяслава Мстиславича, не давать тому возможности неожиданно напасть на Киев. Однако выбор Юрия оказался не слишком удачным. Глеб однажды уже капитулировал перед Изяславом и, по-видимому, сохранил страх перед своим двоюродным братом. Во всяком случае, надежд, которые возлагал на него отец, он не оправдал.

***

Между тем Изяслав готовился к походу. Его собственные волынские дружины были невелики по численности, но сумели сохранить боеспособность после недавней войны. По-видимому, имелись в составе его войска и польские и венгерские отряды. "Оправяся в хрестьном целование", то есть объявив крестное целование Юрию недействительным из-за его нарушения самим Юрием, Изяслав выступил к Луцку, а оттуда внезапно направился к Пересопнице. Глеб со всеми "товары", то есть с обозом, занимал позиции вне города. Изяславу удалось "изъехать", то есть обойти его, отрезав ему пути отступления. Глеб едва успел сам вбежать в Пересопницу, однако вся его дружина, "товары" и кони были захвачены Изяславом. Лишенный дружины, Глеб не смог защищать город ("не бе с ким стояти противу ему", по выражению летописца) и обратился к Изяславу — напомним, своему двоюродному брату — с мольбой о пощаде: "Ако мне Гюрги отець, тако мне и ты отець, а яз ти ся кланяю. Ты ся с моим отцем сам ведаешь, а мене пусти к отцю. И целуи ко мне Святую Богородицю (икону. — А. К.), ако мене не примеши (не схватишь. — А. К.), но пустиши мя к отцю своему. А яз к тобе сам поеду и поклони ти ся".

Изяслав обещал не трогать Глеба ("целова к нему Святую Богородицю"). Как и раньше, он всячески демонстрировал свою расположенность к Юрьевичам, подчеркивал, что ведет войну не с ними, но лишь с их отцом: "Вы мне братия своя, до вас нету речи никоеяже. Но обидить мя твои отець, а с нами не умееть жити".

Глеб выехал из города и поклонился Изяславу, то есть признал его "старейшинство". Изяслав встретил его приветливо, пригласил отобедать. Из Пересопницы князья вместе двинулись к Дорогобужу. Далее в сопровождении Изяславова сын Мстислава Глеб отправился к Коречску (ныне Корец, в Ровенской области), откуда Мстислав отпустил его к отцу: "Поеди же, брате, к отцю своему. А то волость отца моего и моя по Горину".

По Горыни проходила старая граница между Киевской и Волынской землями, подтвержденная недавним Пересопницким миром. Получалось, будто Изяслав Мстиславич не претендовал на Киев, хотя его сын вместе с Глебом уже переправился через Горынь и находился в пределах Киевской земли.

Глеб направился к Киеву. Он миновал Ушеск (в верховьях реки Уж, притока Припяти). Судя по несколько туманному тексту летописи, туда же должен был выдвинуться и Юрий Долгорукий.

Но если Юрий и ожидал наступления Изяслава, то, так сказать, на главном направлении, с запада. Изяславу же удалось перехитрить его. Он двинулся южнее, в область "черных клобуков". (Летопись называет два пункта движения Изяслава Мстиславича — Гольск и Кунилю, но где располагались эти — очевидно, торкские — городки, неизвестно.) Торки, берендеи и другие представители "черных клобуков" "с радостию великою" начали стекаться к князю "всими своими полкы". Они и раньше охотно поддерживали Мстиславичей, а теперь тем более готовы были воевать вместе с ним против нелюбимого ими Юрия. Так силы Изяслава сразу же возросли во много раз.

Появление Изяслава в "Черных клобуках" стало для Юрия полной неожиданностью. К тому же оказалось, что прихода Изяслава ждут и киевляне, готовые в любой момент изменить своему князю. Юрий же не оценил во время угрозу, не успел обратиться за помощью к своему свату Владимирку Галицкому или черниговским князьям. Не видя возможности защищать Киев, он решился бежать: "и перебеже за Днепр с сынми своими, и бежа в Городок в Вострьскии (Остерский. — А. К.)". Здесь Юрий и укрылся. Его старший сын Ростислав, напомним, сидел в Переяславле. Эти два города и стали главными опорными пунктами Юрия в Южной Руси.

Точная датировка событий в летописи отсутствует. По всей видимости, все происходило в самом начале лета 1150 года. Но если так, то одновременно (или почти одновременно) с Юрием Киев покидал его сват и союзник Святослав Ольгович, имя которого летопись в связи с этими событиями не называет. Известно, что 5 июня 1150 года Святослав вывез из Киева мощи своего брата, князя-мученика Игоря, извлеченные им из киевского Симеоновского монастыря — места первоначального погребения святого. Запись об этом внес под 1150 годом в свою летопись киевский летописец: "В то же веремя, лете (последнее слово в рукописи зачеркнуто. — А. К.), Святослав Олговичь перенесе мощи брата своего Игоря от Святаго Семена ис Копырева конца в Чернигов, и положиша у Святаго Спаса в тереме", а точную дату — 5 июня — сохранила церковная традиция.

В этот день был большой церковный праздник — День Святого Духа, понедельник первой седмицы по Пятидесятницы. Вероятно, Юрий еще находился в Киеве или только что покинул город (трудно предположить, что Святослав Ольгович мог вывезти мощи брата из Киева после вступления в город Изяслава Мстиславича). Но, если наши расчеты верны, происходящее походило скорее не на торжественное церковное действо, а на бегство. В Чернигове же святые мощи князя-мученика были погребены со всеми подобающиим почестями, в особом "тереме" при кафедральном Спасском соборе.

Так завершилось первое киевское княжение Юрия Долгорукого, продолжавшееся менее года.

***

Прежде чем покинуть Киев, Юрий дал знать об этом своему брату Вячеславу. Княживший в ближнем Вышгороде, тот успел въехать в город раньше Изяслава Мстиславича. Вячеслав не сомневался в своих правах на киевский стол: ведь его "старейшинство" было признано и братом Юрием, и племянником Изяславом. И когда Изяслав со своими полками приблизился к Киеву, оказалось, что Вячеслав уже занял княжеский дворец ("Ярославль двор"), причем сделал это вопреки воле самих киевлян.

В событиях междоусобных войн середины XII века роль веча — органа городского самоуправления — проявилась очень ярко, как никогда прежде. Многое в судьбах княжеских столов разных городов Руси, в том числе и Киева, зависело от воли горожан, от их готовности принять или не принять того или иного князя. И чем более ожесточенно князья сражались друг с другом, тем в большей зависимости оказывались от поддержки городской общины. Возрастание роли веча, таким образом, явилось следствием не только экономического и социального развития южнорусских городов (на что обычно обращается внимание), но и ослабления княжеской власти, что, в свое очередь, напрямую связано с бесконечными княжескими усобицами. Киевляне и жители ближних к Киеву городов были на стороне Изяслава Мстиславича — и в конечном счете именно это определило его успех в войне с Юрием Долгоруким. Однако настроение киевлян то и дело менялось, и далеко не всегда они были готовы с оружием в руках биться за своего князя. Мы уже сталкивались с этим, говоря о первом вокняжении Юрия в Киеве; столкнемся с этим и позднее.

Пока же, узнав о приближении к городу любимого ими князя, киевляне во множестве выехали ему навстречу. "Гюрги вышел ис Киева, — объявили они князю, — а Вячьслав седить ти в Киеве, а мы его не хочем… Ты нашь князь! Поеди же к Святои Софьи, сяди на столе отца своего и деда своего".

Изяслав предложил дяде добровольно покинуть Киев и вернуться в Вышгород. "Я есмь позывал тебе Киеву седеть, — напоминал он, — а ты еси не восхотел. А ныне ци сего еси дозрел, оже брат твои выехал, а ты ся седиши в Киеве? Ныне же поеди Вышегород свои". Однако Вячеслав от этого наотрез отказался отказался. При всей своей нерешительности и нелюбви к пролитию крови, полной неспособности настоять на своем он очень болезненно относился к попыткам умалить его княжескую честь, никогда не забывал о своем "старейшинстве" среди Мономашичей. "Аче ти мя убити (то есть если ты хочешь меня убить. — А. К.), сыну, на сем месте, а убии (убей. — А. К.), — отвечал он племяннику. — А я не еду". К тому времени Изяслав в сопровождении киевлян уже вступил на "Ярославль двор". Вячеслав находился там же, на "сеньнице", в верхних покоях дворца. Киевляне начали подговаривать князя силой расправиться с Вячеславом: подсечь под ним сени и захватить и его самого, и его дружину. "Не даи ми того Бог, — отвечал на это Изяслав, хорошо помнивший обстоятельства убийства в Киеве князя Игоря Ольговича. — Я[з] не уби[и]ца есмь братьи своеи. А се (Вячеслав. — А. К.) ми есть яко отець, стрыи свои. А я[з] сам полезу к нему…" С немногими людьми Изяслав действительно поднялся к Вячеславу и поклонился ему. Дядя и племянник "целовастася", то есть приветствовали друг друга, "и седоста оба по месту". "Отце, кланяю ти ся, — обратился Изяслав к дяде. — Не лзе ми ся с тобою рядити (договариваться. — А. К.). Видиши ли народа силу, людии полк стояща? А много ти лиха замысливають, а поеди же в свои Вышгород. Оттоле же ся хочю с тобою рядити".

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: конспект урока культура, сочинение 7.





1  2  3  4 | Следующая страница реферата