Предыдущая страница реферата | 2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12 | Следующая страница реферата

Итак, Шайи считает, что Босха можно считать одним из наиболее ранних свидетелей предыстории масонской традиции, документы которой редки, если не вовсе утрачены.

Здесь возникает резонный вопрос: поскольку указанные обряды были тайными, недоступными для непосвященных, не означает ли это, что Босх сам был «посвященным» или, быть может, раскаявшимся посвященным? Ответа нет. Несомненно, однако, что Босх хорошо знал и алхимические символы, и протомасонские обряды, а также то, что он их объединял или, точнее, сближал в своем порицании. Следующая глава монографии Шайи объясняет причину этого порицания.

Четвертая глава называется «Символы грехов», но посвящена практически только одному из смертных грехов.

Когда дело доходит до образов грехов, воображение Босха, за единственным исключением, заметно тускнеет. Так, гнев он изображает бранящимися людьми, чревоугодие – толстяками, погруженными в обжорство, и т.д. Иногда, как, скажем, в «Семи смертных грехах», художник обращается к соответствующим евангельским притчам. Скупость, доныне не истолкованную, очевидно представляет скаредный приказчик.

«Исключением, в силу контраста – гигантским, является Любострастие, причем диспропорция – так, по крайней мере, можно предположить – происходит от того, что все грехи, смертные или нет, кажется, неизменно привлекают внимание Босха своей связью с его главным врагом. "Вся алхимия, – писал Гастон Башляр, – была пронизана бесконечной сексуальной мечтой". Обвинять ее в постоянном блуде было для Босха легкой задачей. Как уже отмечалось выше, один из этапов Деяния, – "соединение", – изображался совокуплением, иногда в сосуде или в воде. Для Босха эта похотливая сценка постоянно ассоциировалась с грехом любострастия, для изображения которого он пользовался, – скорее, заметим, неистово, чем справедливо, – беспутными, но чисто символическими картинками алхимиков, чтобы неявно обвинять алхимию, отождествляя ее с самим грехом любострастия. В этом пункте, в противоположность другим грехам, воображение его было неистощимо» [16, p. 28].

Постоянная, и очевидно, сознательная, двусмысленность проявляется уже в выборе основного символа. Ключевым изображением является нечто вроде круглой ягоды, чаще всего, хотя и не всегда, красной. Ее ищут, ею размахивают, ее домогаются (часто с открытым ртом, откинув голову характерным жестом), она же иной раз венчает голову персонажа, как кокарда, или ее несут, подвесив на шест, словно знамя. Шайи назвал ее вишней, так как она чаще всего имеет именно такую форму, но иногда могут возникнуть ассоциации и с карбункулом «камня красного». В последнем случае можно усмотреть намек на алхимию, тогда вишня символизирует грех любострастия.

Любострастие, соединенное с алхимией, становится навязчивой идеей Босха, благодаря чему его творчество может служить своего рода каталогом бесчисленных воплощений этого греха. Во-первых, это, разумеется, всевозможные разработки универсальной темы острия и круга. Символические конструкции, которые возвышаются в верхней части «Наслаждений», содержат неисчислимые ее вариации, так же, как разнообразные предметы у персонажей ада. Эрос часто символизировался острием, пронзающим шар. Причем у Босха роль острия могут играть любые острые предметы: клюв голенастой птицы, хвост собаки, шипы, колючки и т.п. На него же намекают усеянные шипами воротники палачей, ошейники собак.

Одной из распространенных вариаций этого символа, ассоциирующейся также и с иссушением грешной души, является сухая ветка, или ветка терновника. У Босха она то присоединена к строению или к растению, то ею размахивает какой-нибудь персонаж, то она заменяет рог единорога или небрежно волочится по земле. Далее мы увидим, что аналогичный смысл у Босха имеют и многие музыкальные инструменты, например, волынка.

Сюда же присоединяются намеки, содержание которых отдает казармой, но Босх этого не стыдится. Форма реторты, которую встречаешь у него то и дело, в том числе в декоративной архитектуре его символических монументов («Наслаждения»), должно быть, особенно ему нравилась, поскольку напоминала разом о двух его врагах: любострастии и алхимии. Почти нет надобности разъяснять смысл сосиски, которую волынщик предлагает монахине в «Возе сена», горящего шандала или языка колокола, который создает в аду «Наслаждений» сцену, достаточно выразительную благодаря позе звонаря. Не нуждаются в комментариях и ставшие классическими изображения лука и стрелы. У Босха их часто несут демоны или какие-нибудь недостойные персонажи.

Среди женской эротической символики встречаются разные варианты крга. Наряду с целым кругом Босх использует полукруг или полумесяц. Вполне очевидно, что последний не имеет ничего общего с символикой ислама, совершенно не занимающего Босха, а потому нельзя принять его объяснение как «ересь», что, тем не менее, часто встречается у других комментаторов. Напротив, тут следует вспомнить, что в астрологии, как и в алхимии, Луна – преимущественно женский символ, а колпак в форме полумесяца – явный знак проституток. Кроме того, простонародное воображение легко превращает рожок месяца в рога, украшающие лоб обманутого мужа.

Другой символ женского эроса, шар, много раз встречается на центральном панно «Наслаждений»: огромная центральная конструкция – идеальный шар, рядом – еще один, пронзенный шипами, далее плавучая сфера c виноградными гроздьями, прозрачная сфера с парочкой влюбленных внутри. Преимущественно, однако, шар принимает форму вишни, уже упомянутой выше в связи с алхимическими символами.

Вишня обычно толкуется как награда христианам за содеянное добро; но у Босха она всегда служит символом любострастия. Именно вишни – некоторые попарно – украшают накрытый стол любострастия в «Семи смертных грехах». Земляника и яблоко имеют тот же смысл, но с иным оттенком: яблоко рассматривается как запретный райский плод, напоминая о самой идее греха, в то время как земляника напоминает о кратковременности наслаждений, а вишня – об идее удовольствия как таковой. Брат Сигуэнца, библиотекарь Эскориала, еще в 1604 г. смотрел на все это правильнее, чем современные эрудиты, утверждая, что «Сад земных наслаждений», в те времена еще так не называвшийся, представляет любострастие и что земляника, madrono, – один из его основных элементов.

Пятая глава – «Бестиарий эроса» – начинается ссылкой на единственный в своем роде словарь, составленный Тервараном, ценный, но неполный (и только в исключительных случаях ссылающийся на Босха), в котором в период с 1450 до 1600 г. к слову «любострастие» приведено пятнадцать различных атрибутов, десять из которых – животные. Там же могли бы фигурировать еще по крайней мере пять, не перечисленных в этой рубрике. Все, кроме одного, т.е. четырнадцать из пятнадцати принадлежат обычному лексикону Босха и, кроме того, объединены в «Саду земных наслаждений», а именно в центральном «круге желаний», который потому предстает истинным каталогом зоологии любострастия.

Пятая глава сводит воедино всех представителей фауны, которые в разных произведениях Босха встречаются в роли символов любострастия. Источником, наряду со словарем Терварана, служит сама Библия. В двух параллельных отрывках (Второзаконие, гл. XIV и Левит, гл. XI) Моисей действительно тщательным образом составляет код элементов нечистоты, которыми отмечены животные, запретные для еды, и эти критерии вскоре перешли из предписаний закона в символику нечистоты, а затем преимущественно в символику нечистоты любострастия.

Что касается млекопитающих, Моисей устанавливает основной критерий: все животные, жующие жвачку, нечисты, если у них не раздвоены копыта, и притом нет на копыте глубокого разреза; все животные с раздвоенным копытом и разрезом на копыте нечисты, если они не жвачные. Также нечисты верблюд, заяц и кролик, которые жуют, но не имеют раздвоенного копыта, и свинья, у которой копыто раздвоено, но она не жует. Босх намекнул на этот критерий, поместив ногу с раздвоенным копытом в кувшинчик на греховном пиршестве демонов в «Искушении», ее же несет за пазухой путник, совершающий «посвятительное» странствие в «Блудном сыне».

Затем Моисей перечисляет нечистых птиц: хищные птицы (орел, коршун, гриф и др.), ночные птицы (сова, филин, неясыть), голенастые (аист, цапля), а также ворон и все «крылатые пресмыкающиеся». Эта последняя категория отвечает и древнееврейской концепции, считавшей чудовищами всех гибридов («помеси ненавистны»).

Почти все эти животные обнаруживаются у Босха, в частности, в «круге любострастия» центрального панно «Наслаждений», которое представляет собой, как уже сказано выше, своего рода каталог. Среди них свинья, репутация которой по сей день достаточно красноречива, чтобы обойтись без пояснений. За нею следуют кабан (дикая свинья) и дикобраз (колючая свинья), который – благодаря своим колючкам – иногда трактуется как символ военной доблести и королевской власти, но у Босха в таком смысле не встречается.

В другом месте Библии (Иеремия, 5:8) как символ любострастия упомянута лошадь. У Босха она встречается и в обычном значении, и в символическом. Использует он также и череп лошади, красноречиво соединяющий идею лошади (любострастия) и черепа (смерти). Затем следует осел, наиболее распространенный символ лени и невежества, но связанный и с изображением любострастия. Олень, символ сексуального пыла, так же как единорог, символ любострастия (см. выше), одновременно являются и алхимическими символами: битва оленя с единорогом – тема очень часто трактуемая в XV в. как изображение символического сражения между мужественной серой (олень) и женственной ртутью (единорог). Оба толкования не противоречат друг другу и могут прекрасно совмещаться.

Обезьяна, репутация которой в этом смысле не нуждается в комментариях, если она изображена верхом на слоне (символе целомудрия), означает любострастие, одержавшее победу над целомудрием.

Что до медведя, то причиной такой его атрибутации, по Терварану, служит следующее: «Медведь тянется за медом (грех любострастия), пока не свалится в яму (гибель и осуждение)». Для алхимиков медведь означает материал нестабильный, грубый или плохо поддающийся обработке, а смерть его необходима для высвобождения летучего спирта.

Кроме этих животных у Босха в роли символа любострастия встречаются лисица, петух, козел и бык.

Отметим еще ящерицу, известный символ лености, сообщницы любострастия; павлина, символизирующего весну и особенно месяц май, пору роста сексуальной активности, и собаку, друга человека и символ верности, которая может, однако, поддавшись своим инстинктам (именно это означает шар, нанизанный ей на хвост), сделаться одним из «псов пожирающих», которыми Иеремия (15:3) грозил Израилю и в которых Босх охотно превращает наших верных четвероногих друзей.

Среди прочих животных – символов любострастия почетное место отведено рыбе. Что для Босха именно она служила особо важной эмблемой этого греха, становится очевидным из того применения, которое он ей дал. Здесь традиция не была столь общепринятой. Хорошо известно, что знаменитой Рыбе древних христиан, эмблеме Христа, здесь делать нечего. Терваран не приводит ни одного примера использования рыбы как символа любострастия, но такое использование фигурирует в первой статье «Словаря символов» Шевалье и Гербрандта, а Жак Реботьер сообщает, что оно постоянно присутствует в астрологической традиции. Летучая рыба, часто встречающаяся у Босха, вдвойне «нечиста», поскольку символ ее вида соединен с проклятием, которое Библия посылает всем гибридам.

Змей, искуситель Евы, встречается на удивление редко, хотя и вовсе не забыт. Именно он в аду «Наслаждений» привязывает грешных музыкантов к их инструментам, а также свешивается с ветки в одной из копий «Концерта в яйце».

Все эти упоминания о пороке, длинный список которых может быть продолжен, Босх как истый моралист редко не соединяет с упоминанием о добродетели, и здесь воображение его неиссякаемо.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: рефераты бесплатно, реферат услуги.





Предыдущая страница реферата | 2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12 | Следующая страница реферата