Вместо предисловия

Само понятие «международный терроризм», было выпущены в широкие массы, сразу после 11/09/2001. Нет, оно, конечно существовало раньше, но те самые (которых называют дурацким словом «международное сообщество») не уделяли этому вопросу столько внимания, сколько безусловно уделяют ему сейчас. Смею утверждать, что сентябрь 2001 года это переломный момент в новейшей истории человечества. Именно в этот месяц страны стали перекраивать свою внешнюю (а как следствие и внутреннюю) политику, одни всё больше кроили её в звездно-полосатую ткань, другие эту ткань публично сжигали, не понимая, что тот – самый звездно-полосатый перекроит их всех.
Конечно и третьи, те кто сразу оценили все плюсы борьбы с «международным терроризмом» и с головой окунулись искать у себя и у соседей исламские корни того самого терроризма, попутно решая свои, второстепенные задачи.
Нет, ну вы только вспомните, о чём дискутировал мир, до падения башен в прямом эфире, на все возможных саммитах разных там «НАТО», «ООН», «больших семёрок» с каким – то плюсом, бесчисленные комиссии по правам человека ЕС, повторюсь, ООН, на всевозможных экономических форумах и т. д. Вспомнили?
Конечно, вспомнили: непримиримые палестинцы, постоянно оспаривающие израильские территории, нарушение прав человека в Чечне, Грузия с вечной претензией к Абхазии, Шеварднадзе, перманентно оповещающий Запад о русском беспределе, Россия постоянно говорящая о Панкиссе, оправдываясь за Чечню и за деньги полученные от МВФ на восстановление экономики, нелегальная иммиграция, и на последок самое главное нефть, точнее цена на нефть, естественно, что говоря про нефть мы никак не можем позабыть про ОПЕК с его вечными ценовыми войнами, с многочисленными безмыслинными съездами, с малоэффективным (пережившим себя) методом борьбы за высокую цену, путём введение более низких квот на добычу и/или экспорт. А ведь никто про эти проблемы и не забывал, просто стали смотреть с другой стороны, теперь всё не выглядит, как нарушение чьих – то прав, будь – то чеченцев или палестинцев, теперь если ты доказал «мировому сообществу» (ещё раз прости читатель за дурацкое выраженьице), что твоя проблема имеет хотя бы малые намёки на экстремизм, можешь смело “мочить в сортире” (выраженье тоже конечно попахивает дурно, но прощенье просить не буду, ибо не ко мне это) свою «проблему». А ещё лучше не, что – то там доказывать, а добиться, чтобы твою «проблему» включили в «ось зла».[1]

Немного из истории

История ОПЕК: рыночные законы против политических игр

ОПЕК была сформирована на международной конференции в Багдаде, состоявшейся 10-14 сентября 1960 г. Первоначально в эту организацию вошли пять стран: Иран, Ирак, Кувейт, Саудовская Аравия и Венесуэла. В период с
1960 по 1975 гг. было принято еще 8 новых членов: Катар, Индонезия, Ливия,
Объединенные Арабские Эмираты, Алжир, Нигерия, Эквадор и Габон. В декабре
1992 г. Эквадор вышел из состава ОПЕК, а в январе 1995 г. из нее был исключен Габон.
Несмотря на огромное влияние на нефтяной рынок, ОПЕК производит всего 40% от объемов мировой добычи нефти. Однако страны, входящие в ОПЕК, владеют
77% всех разведанных мировых запасов нефти. Как следствие, страны, не входящие в ОПЕК, в частности, Канада, Великобритания, Норвегия, Мексика,
Китай, Россия и США, добывают около 60% нефти, но при этом их собственные запасы быстро истощаются. В результате в последние десятилетия все острее ощущается необходимость освоения альтернативных источников энергии.
Задачей ОПЕК являлось представление единой позиции стран-производителей нефти в целях ограничения влияния крупнейших нефтяных компаний на рынок.
Однако реально ОПЕК в период с 1960 по 1973 гг. расстановку сил на нефтяном рынке изменить не могла. Ситуация изменилась в первой половине 1970-х гг., когда западный мир столкнулся с усилением инфляционного давления и нехваткой сырьевых ресурсов. Особенно остро ощущался недостаток нефти: США, еще в 1950г. бывшие самодостаточными по добыче нефти, теперь были вынуждены импортировать около 35% нефтепродуктов. В это же время ОПЕК начала все жестче отстаивать свои позиции в отношении принципов разделения прибыли на нефтяном рынке.
Существенные коррективы в расстановку сил внесла внезапно начавшаяся в октябре 1973 г. война между Египтом и Сирией, с одной стороны, и Израилем, с другой. При поддержке США Израилю удалось довольно быстро вернуть утраченные территории и уже в ноябре подписать соглашения о прекращении огня с Сирией и Египтом.
17 октября ОПЕК выступила против политики США, введя эмбарго на поставки нефти в эту страну и увеличив на 70% отпускные цены для западноевропейских союзников Соединенных Штатов. В одну ночь баррель нефти поднялся в цене с
$3 до $5,11. (В январе 1974 г. ОПЕК поднял цену за один баррель до $11,65).
Эмбарго было введено в тот момент, когда уже около 85% американских граждан привыкли добираться до рабочего места на собственном автомобиле. Хотя президент Никсон ввел жесткие ограничительные меры по использованию энергоресурсов, ситуацию спасти не удалось, и для западных стран наступил период экономического спада. На пике кризиса цена галлона бензина в США поднялась с 30 центов до $1,2.
Реакция Wall Street была мгновенной. Естественно, на волне суперприбылей акции нефтедобывающих компаний пошли вверх, однако все остальные акции в период с 17 октября до конца ноября 1973 г. потеряли в среднем 15%. Индекс
Dow Jones за это время снизился с 962 до 822 пунктов. В марте 1974 эмбарго против США было снято, однако эффект, который оно произвело, сгладить не удалось. За два года, с 11 января 1973 г. до 6 декабря 1974 г. Dow упал почти на 45% - с 1051 до 577 пунктов.
В течение 70-х годов цена нефти продолжала расти, также как и цена цветных металлов, резины, пшеницы и хлопка. Повышение цен на нефть вызвало эффект бумеранга и повлекло за собой удорожание практически всех товаров и услуг.
В 1974 г. индекс потребительских цен вырос на 11%, так что в 1975 г.
Президент Форд был вынужден принять программу борьбы с инфляцией.
Доходы от продажи нефти для основных арабских стран-производителей нефти в
1973-1978 гг. росли невиданными темпами. Например, доходы Саудовской Аравии выросли с $4,35 млрд. до $36 млрд., Кувейта - с $1,7 млрд. до $9,2 млрд.,
Ирака - с $1,8 млрд. до $23,6 млрд. Однако к концу 70-х потребление нефти начало сокращаться по целому ряду причин. Во-первых, на нефтяном рынке увеличилась активность стран, не входящих в ОПЕК. Во-вторых, стал проявляться общий спад экономики западных стран. В-третьих, определенные плоды принесли усилия по снижению энергопотребления. Кроме того, США, обеспокоенные возможными потрясениями в странах-производителях нефти высокой активностью СССР в регионе, особенно после введения советских войск в Афганистан, были готовы в случае повторения ситуации с поставками нефти использовать военную силу. В конечном счете, цены на нефть начали снижаться.
После эмбарго 1973 года Киссинджер и Никсон начали поиски партнера на ближнем Востоке. Их выбор пришелся на Иран, не принимавший участия в эмбарго против США. Иран разрешил заправлять суда в своих портах и поддерживал позицию США в отношении СССР. Тем не менее, несмотря на все принятые меры, в 1978 г. разразился второй нефтяной кризис. Главными причинами послужили революция в Иране и политический резонанс, который вызвали договоренности в Кемп-Девиде между Израилем и Египтом. К 1981 году цена на нефть достигла $40 за баррель.
В конечном итоге рыночные силы, активное развитие программ энергосбережения в западных странах и разногласия между членами ОПЕК привели к снижению нефтяных цен. С 1981 г. цена на нефть плавно падала, вплоть до недавнего времени. И хотя еще совсем недавно казалось, что уровень 1981 г. вряд ли будет достигнут в обозримом будущем, ситуация опять обострилась. Текущая цена барреля нефти приблизилась к $37 за баррель, и некоторые аналитики склонны полагать, что она даже может превысить "критический" уровень $40 за баррель. Похоже, необходимые уроки из прошлого извлечены не были.

Чуть – чуть подробнее о начале

Четырехкратное повышение цен на нефть, вызванное арабским нефтяным эмбарго и ощущением полного контроля производителей над ценами, привело к коренным переменам во всех сферах мировой экономики. Суммарные доходы стран- экспортеров выросли с 23 миллиарда долларов в 1972 году до 140 миллиардов долларов в 1977 году. У них образовались огромные финансовые активы, и опасения, что они не смогут израсходовать их, вызывали серьезную тревогу у международных банкиров и у экономических стратегов. Неизрасходованные десятки миллиардов долларов, лежавшие без движения на счетах, могли означать серьезное сокращение деловой активности и перекосы в мировой экономике.

Однако беспокойство оказалось излишним. Нефтяные экспортеры, внезапно разбогатев, причем так, что они и не мечтали разбогатеть, встали на путь бешеного расходования накопленных средств. Они тратили деньги на индустриализацию, создание инфраструктуры, субсидии и услуги, предметы первой необходимости и роскоши, покупку вооружений, компенсацию убытков и коррупцию. При таком урагане затрат порты перестали справляться с потоком грузов, и суда неделями ждали очереди на разгрузку. Оптовые фирмы и продавцы всевозможных товаров и услуг в промышленных странах бросились в страны-экспортеры, дрались за номера в переполненных гостиницах и локтями проталкивали себе путь в приемные различных министерств. Производителям нефти предлагали покупать буквально все - теперь у них были деньги, чтобы покупать.

В огромный бизнес превратились закупки вооружений. Для индустриальных стран Запада срыв поставок в 1973 году и возросшая зависимость от Ближнего
Востока сделали надежный доступ к нефти стратегической проблемой первого порядка. Одним из путей обеспечить этот доступ и сохранить или даже приобрести влияние была настойчивая продажа оружия. Страны ближневосточного региона отвечали таким же горячим стремлением его купить. События 1973 года показали всю нестабильность этого региона. Помимо глубоких региональных и национальных противоречий, столкновения амбиций, события на Ближнем Востоке привели к возможности конфронтации между двумя супердержавами вплоть до объявления ядерной тревоги.

Но после 1973 года оружие, при всем изобилии закупавшихся товаров, было лишь одним из них. Приметой времени стало увеличение в Саудовской
Аравии числа грузовых машин - небольших пикапов "Датсун". Как говорил один из руководителей автомобильной монополии "Ниссан", "содержать верблюдов крайне невыгодно, гораздо дешевле обойдется "Датцун". Конечно, в середине семидесятых "Датсун" стоил в Саудовской Аравии 3100 долларов, а за верблюда просили всего 760. Но при 12 центах за галлон бензина и растущих расходах на содержание верблюда, "кормить" "Датсун" оказывалось намного дешевле. Так что почти мгновенно "Ниссан" стал в Саудовской Аравии главным поставщиком этих машин, а "Датсун" - любимцем пастухов-бедуинов, отцы и деды которых в качестве кавалерии на верблюдах составляли костяк армий Ибн Сауда. В целом, колоссальные расходы стран-экспортеров плюс галопирующая инфляция при стремительном развитии их экономик гарантировали быстрое исчезновение их финансовых активов. И они действительно исчезли, причем полностью - вопреки первоначальным страхам банкиров. В 1974 году страны ОПЕК имели положительное сальдо в размере 67 миллиардов долларов платежного баланса по товарам и услугам и таким "невидимым" статьям как доходы от инвестиций. К
1978 году излишки обернулись дефицитом в 2 миллиарда долларов.

Для развитых стран индустриального Запада внезапный скачок цен на нефть означал глубокие перемены. Выплаты и ренты с нефти, известные как
"налог" ОПЕК, которые пополняли казну экспортеров, привели к существенному сокращению их покупательной способности Введение этого "налога" вызвало в промышленных странах глубокий экономический спад Валовой национальный продукт США упал на 6 процентов с 1973 по 1975 годы, а безработица увеличилась вдвое и достигла 9 процентов. В Японии ВНП в 1974 году снизился впервые с конца Второй мировой войны. Японцы забеспокоились, что их экономическое чудо, по всей вероятности, подходит к концу. Тем временем присмиревшие студенты перестали выкрикивать на демонстрациях в Токио "К черту ВНП!" и признали достоинствами усердный труд, обещание пожизненной занятости. В то же время повышение цен привело к резкому скачку инфляции в тех экономиках, где уже и так шли инфляционные процессы и наблюдался спад.
И хотя в 1976 году в индустриальном мире возобновился экономический рост, инфляция настолько прочно проникла во все поры экономик Запада, что ее стали рассматривать как неразрешимую проблему современности

Более всего страдали от повышения цен те развивающиеся страны, которые не были вознаграждены свыше месторождениями "черного золота" Повышение цен в семидесятые годы нанесло сокрушительный удар по их экономическому развитию. Оно вызвало не только усиление темпов спада и инфляцию, но и нарушило их платежный баланс, сдерживая экономический рост или вообще тормозя его. Кроме того, сильный удар нанесли им и ограничительные меры на мировую торговлю и трудности с притоком инвестиций. Для развивающихся стран выходом было получение займов, и таким образом приличное количество тех излишних долларов ОПЕК "возвращалось" через банковскую систему на денежный рынок и затем поступало к ним в виде займов Так, справляясь с нефтяным шоком, они залезали в долги. А для тех стран, которые находились на более низком уровне развития, пришлось придумать даже новый термин - "четвертый мир" - у них была полностью выбита почва из-под ног и они стали еще беднее, чем прежде.

Новые и очень сложные проблемы развивающихся стран поставили экспортеров нефти в затруднительное и даже неловкое положение. Ведь они тоже принадлежали к развивающимся странам, и они провозгласили себя авангардом "Юга", то есть развивающегося мира, в борьбе против
"эксплуатации" "Севера", то есть индустриального мира. Их задача, говорили они, состоит в том, чтобы произвести перераспределение богатства, накопленного Севером и передать его Югу. И на первых порах другие развивающиеся страны, заботясь об экспорте своих товаров и общих перспективах развития, громко приветствовали победу ОПЕК и заявляли о своей солидарности с ней. Это было как раз в то время, когда широко обсуждался
"новый мировой порядок". Но новые цены ОПЕК отбросили остальной развивающийся мир далеко назад. И в качестве помощи другим развивающимся странам некоторые экспортеры нефти приняли программы предоставления им займов и поставок нефти. Но их главным ответом на вызванную повышением цен реакцию были выступления за широкий "диалог между Севером и Югом", между развитыми и развивающимися странами, за увязку цен на нефть с другими вопросами развития, все с той же целью - способствовать глобальному перераспределению богатства.

В 1977 году в Париже состоялась конференция по международному экономическому сотрудничеству, которая должна была решить вопрос о диалоге между Севером и Югом. Некоторые промышленные страны согласились участвовать в ней, надеясь получить доступ к нефти. Французы, все еще кипевшие от негодования по поводу ведущей роли Киссинджера в период нефтяного эмбарго и давно завидовавшие позициям Америки на Ближнем Востоке, способствовали проведению этого диалога, видя в нем альтернативу американской политике.
Другие страны относились к нему более спокойно. Они считали, что такой диалог может приглушить конфронтацию между экспортерами и импортерами и создать некий противовес повышению цен. Хотя диалог, поглощая массу усилий, шел в течение двух лет, в конечном счете он мало что дал. Участники не смогли договориться даже по вопросу о коммюнике. Для остального развивающегося мира гораздо важнее в практическом смысле оказалась не возвышенная риторика в Париже, а суровая реальность - неспособность западных рынков принять их товары.

Американская стратегия тогда

Независимо от борьбы внутри ОПЕК, позиции Эр-Рияда и Вашингтона по ценовому вопросу были одинаковы. При администрациях Никсона, Форда и
Картера США последовательно выступали против повышения цен, считая, что с каждым разом оно еще более обостряет положение в мировой экономике. Но добиваясь снижения цен, Вашингтон не хотел прибегать к насильственным мерам. "Единственный путь радикально снизить цены - это начать широкомасштабную политическую войну против таких стран, как Саудовская
Аравия и Иран, что в случае их отказа от сотрудничества заставит их рисковать своей политической стабильностью и, возможно, безопасностью, - пояснял в 1975 году Киссинджер, бывший во время администрации Форда государственным секретарем. - Это слишком дорогая цена, даже и для непосредственного снижения цен на нефть. Если в Саудовской Аравии это приведет с падению существующего строя и к власти придет новый Каддафи, или же будет разрушен имидж Ирана, как страны, способной противостоять давлению извне, то откроется путь для политических тенденций, которые похоронят все экономические задачи". К тому же были некоторые опасения, что экспортеры нефти внезапно сами резко снизят цены и таким образом подорвут работы над дорогостоящими новыми проектами, как, например, в Северном море. В результате в Международном энергетическом агентстве обсуждался вопрос об установлении "минимальной безопасной цены", которая обеспечила бы защиту дорогостоящих инвестиций по развитию энергетики в западном мире от резкого, возможно, вызванного политическими мотивами снижения мировых цен.

Главной задачей Вашингтона было обеспечение стабильности, и он решительно выступал против дальнейшего повышения цен, опасаясь, что оно поддержит инфляцию, нанесет урон мировой системе платежей и торговли и замедлит темпы экономического роста. Перед каждым совещанием стран ОПЕК
Соединенные Штаты засылали к заинтересованным сторонам многочисленных эмиссаров. Вооруженные кипами телеграмм с последними статистическими данными по инфляции и энергопотреблению, они вели энергичную работу против дальнейших повышений. Конечно, иногда из огромных соперничавших ведомств, формировавших и внешнюю, и внутреннюю политику США, поступали и крайне противоречивые указания. Временами саудовцы даже подозревали, что
Соединенные Штаты, тайно договорившись с шахом о повышении цен, намеренно вводят их в заблуждение. На деле же Никсон, Форд и Киссинджер, учитывая присутствие других стратегических соображений, не хотели слишком сильно давить на шаха. Более того, в американской внутренней политике не было не только консенсуса, но и шла ожесточенная борьба, в результате которой в середине семидесятых годов энергетика стала политическим вопросом первого плана. Однако на международной арене главной задачей политики США было вернуть ценам стабильность и позволить инфляции снижать их. В погоне за такой стабильностью Вашингтон использовал все словесные средства убеждения, от умасливания и лести до осуждения и открытых угроз.

Использовались и другие, менее явные подходы. Стремясь установить предел росту цен и обеспечить дополнительные поставки, Вашингтон подумывал и о партнерстве в нефтяном бизнесе ни более, ни менее как с Советским
Союзом. И Киссинджер занялся заключением сделки "баррель за бушель", согласно которой Соединенные Штаты в обмен на свою пшеницу будут импортировать советскую нефть. В октябре 1975 года в Москве были подписаны предварительные договоренности. Вскоре после этого в Вашингтон прибыли советские официальные представители для проведения, как оказалось, весьма напряженных переговоров. Это был шанс Киссинджера одержать "победу" в его политике американо-советской разрядки, которая встречала все большую критику внутри страны и нуждалась в некоторых победах. К тому же это означало бы "поражение" ОПЕК, несмотря на всю иронию использования советской нефти, чтобы вырваться из-под ее власти.
После нескольких дней продолжительных обсуждений, в Вашингтоне наступил уик- энд, и русские оказались без каких-либо определенных дел. Для небольшой разрядки "Галф ойл", у которой имелись сделки по нефти с СССР, на корпоративном самолете перебросила их в "Уолт Дисней уорлд". Во время перелета во Флориду глава советской делегации рассказал, почему переговоры идут так трудно: Киссинджер настаивает на максимальном придании им гласности, желая поставить ОПЕК в затруднительное положение. Русские с удовольствием бы продали свою нефть, они были бы рады не тратить твердую валюту на покупку пшеницы, но сделка должна остаться если не секретной, то уже по крайней мере полностью незамеченной - они не могут позволить себе у всех на глазах подрывать позиции ОПЕК и национальные интересы стран
"третьего мира". Существовала также и проблема расчетов. Киссинджер настаивал, чтобы американская пшеница оценивалась по мировым ценам, тогда как советская нефть - на двенадцать или даже более процентов ниже мировых нефтяных цен. На вопрос о причине такого неравенства американцы ответили, что их пшеница имеет уже сформировавшийся рынок, а у советской нефти такого рынка нет и чтобы его завоевать, СССР должен идти на скидки. В итоге сделка не состоялась. Зато советские представители прекрасно провели время в
“Диснейленде”.

Стремление к стабильности цен ставило американцев на путь столкновения с Ираном. Ведь именно шах был самым громогласным и влиятельным из ценовых ястребов, и Соединенные Штаты периодически убеждали его изменить свою ценовую политику. Однако стоило президенту Форду выступить с критикой повышения цен, как шах не замедлил с ответным ударом. "Никто не может диктовать нам. Никто не смеет грозить нам пальцем - в ответ мы сделаем то же самое". Конечно, Иран не менее, чем Саудовская Аравия был политически и экономически привязан к Соединенным Штатам. Тем не менее, когда государственные министры, бизнесмены и торговцы оружием толпами прибывали в
Тегеран, и когда шах продолжал отчитывать западное общество за его слабости и пороки и грозить ему всяческими бедами, некоторые в Вашингтоне задавались вопросом, кто был чьим клиентом.

В начале семидесятых годов Никсон и Киссинджер дали шаху "карт-бланш" в покупке американских систем вооружений, даже самых новейших, правда, за исключением ядерных. Это входило в "стратегию двух атлантов", принятую в целях обеспечения региональной безопасности после ухода Великобритании из
Персидского залива. Атлантами были Иран и Саудовская Аравия, но Иран, как заметил один американский политик, был явно "главной опорой", и к середине семидесятых годов на его долю приходилась половина всех продаж американского оружия за границей. Неограниченная свобода закупок оружия вызывала тревогу в министерстве обороны - с его точки зрения, Ирану нужна была сильная армия, с обычными видами вооружений, а отнюдь не с ультрасовременными системами, которые ему трудно освоить и которые могут оказаться в руках у русских. Министр обороны Джеймс Шлесинджер лично предупредил шаха, что у Ирана нет технических возможностей освоить такое огромное число новых и сложных систем. "В Ф-15 он был просто влюблен", - сказал Шлесинджер. И если шах обычно отмахивался от всех предупреждений, то в отношении Ф-15 он послушался совета и отказался от его покупки.

Резкая критика шла и со стороны министра финансов Уильяма Саймона.
"Шах, - сказал он однажды, - просто помешан". Неудивительно, что шах воспринял это как оскорбление, и Саймон быстро извинился: его слова были вырваны из контекста, он говорил "помешан на нефтяных ценах", имея в виду
"был влюблен", как, например, иногда говорят "быть помешанным на теннисе или гольфе". В это время американский посол в Тегеране был в отъезде, и неприятная миссия объяснять значение слов Саймона досталась временному поверенному. Он повторил извинения Саймона министру двора, на что тот ответил, что "Саймон, возможно, и хороший торговец облигациями, но в нефти он ничего не смыслит". А шах, как говорят, сказал, что он знает английский язык не хуже министра финансов и отлично понимает "что именно имел в виду мистер Саймон".

Все же при всех интригах и критике во время президентства Никсона и
Форда удерживался определенный консенсус. Иран был необходимым союзником, игравшим главную роль в обеспечении безопасности на Ближнем и Среднем
Востоке, и престиж и влияние шаха никоим образом не следовало подрывать.
Помимо личного расположения к шаху, у Никсона, Форда и Киссинджера имелись и стратегические расчеты. В 1973 году он не ввел нефтяное эмбарго для
Соединенных Штатов, а теперь мог сыграть ключевую роль в геополитической стратегии. Саудовцы, говорил Киссинджер коллегам, это - "кошечки". А с шахом можно обсуждать вопросы геополитики: ведь у Ирана и Советского Союза общая граница.

В 1977 году с приходом в Белый дом Джимми Картера у шаха возникли основания для беспокойства. По словам британского посла в Тегеране,
"расчетливый оппортунизм Никсона и Киссинджера гораздо больше устраивал шаха"; теперь же два главных направления политики Картера - соблюдение прав человека и ограничение на продажу оружия - непосредственно угрожали шаху.
Однако новая администрация сохранила прошаховскую ориентацию своих предшественников. Как позднее писал Гари Сик, бывший при Картере советником по ближневосточным вопросам в Совете национальной безопасности, "у
Соединенных Штатов не было готовой стратегической альтернативы сохранению близких отношений с Ираном".

Сближению способствовало и изменение позиции шаха в вопросе о ценах на нефть. К тому времени, когда Картер обосновался в Белом доме, шах уже сомневался в необходимости дальнейшего повышения цен. Фанатичность и эйфория, поток нефтедолларов и сам нефтяной бум разрушали структуру иранской экономики и всего иранского общества. Результаты были уже налицо: хаос, расточительство, инфляция, коррупция, а также усиление политической и социальной напряженности, расширявшее ряды растущей оппозиции. Росло и число противников насаждавшейся шахом Великой цивилизации.
В конце 1976 года шах удрученно подвел итоги: "Мы получили деньги, которые не можем потратить". Деньги, теперь он был вынужден признать, не являются лекарством, а скорее причиной бедствий страны. Повышение цен ему не поможет, так что зачем затевать конфликт с Соединенными Штатами, особенно теперь, когда с приходом Картера ему более, чем когда-либо, необходимо укреплять отношения с Америкой?! На первых порах администрация Картера решила следовать "наступательной тактике замораживания цен", как основной линии в политике США. Но после визита в Тегеран в мае 1977 года госсекретаря Сайруса Вэнса, заверившего шаха, что Соединенные Штаты вовсе не намерены отказаться от поддержки Ирана, иранское правительство, к удивлению всех экспортеров и даже собственных политиков, выступило за сохранение умеренности цен на нефть. А во время неофициальной встречи с министром финансов Майклом Блюменталем шах даже сказал, что Иран "не хочет, чтобы его считали ястребом в политике цен". Понял ли шах тенденции наметившихся на рынке перемен? И действительно ли главный "ценовой ястреб" стал "голубем"?

В ноябре 1977 года шах отправился в Вашингтон для встречи с Картером.
В тот самый момент, когда шах прибыл в Белый дом, за оградой возникло настоящее сражение между сторонниками и противниками шаха, главным образом обучавшимися в США студентами. Полиция, применив слезоточивый газ, разогнала демонстрантов. Но пары слезоточивого газа дошли и до Южной лужайки, где президент приветствовал шаха. Картер начал моргать и тереть глаза, а шах носовым платком вытирал бежавшие по щекам слезы. Этот эпизод был показан во всех выпусках последних известий не только по американскому телевидению. Благодаря новой либерализации иранцы увидели своего монарха не в столь величественном виде, что ранее было абсолютно исключено. Плачущий шах, а также сам факт демонстраций убедили некоторых иранцев в том, что
Соединенные Штаты предполагают отказаться от поддержки Мохаммеда Пехлеви.
Почему бы еще, рассуждали они, не зная американскую систему, Картер
"позволил" такие демонстрации?