Романтика, феноменологическая социология и качественное социальное исследование

Х. Абельс

История современного качественного социального исследования начинается с европейской романтики начала XIX столетия. Романтика была движением интеллектуалов против традиционализма и понимала себя, прежде всего в Германии, как первый шаг в новое время. Элвин У. Гоулднер, вскрывший в своей большой статье о „Романтическом и классическом мышлении« глубинные структуры в социальных науках, показал, что именно немецкая романтика осуществила „прорыв в Новое время чувственного опыта субъекта, который противостоит объективистскому понятию просвещения« того же времени (Gouldner, 1973, S. 175). Во-вторых, романтика представила новое понимание реальности, согласно которому действительность никоим образом не едина, но комплексна и состоит из многих частей, каждая из которых полна собственного смысла и потому также обладает самостоятельной ценностью. Тем самым, в-третьих, окрепла претензия постичь суть вещей, какими бы банальными они ни казались. Как понять вещи? Это потребовало мышления особого рода, которое предполагало, что вещи не должны быть такими, какими они кажутся.

Где здесь связь с социологией и, конечно же, с качественным социальным исследованием? Я нахожу три основные линии развития, которые тесно связаны между собой. Первая исходит из романтики и через Вильгельма Дильтея ведет к двум выдающимся социологам на рубеже XIX - XX веков - Максу Веберу и, главным образом, Георгу Зиммелю, которые занимались социологией как наукой и хотели понять феномены. Позднее эта линия входит, наконец, в качественное социальное исследование, которое было разработано по преимуществу в Чикагской школе социологии, а также Джорджем Гербертом Мидом.

Духом романтики питается и вторая линия дискуссии, которая определена феноменологией Эдмунда Гуссерля. В социологии это особенно ярко показал Альфред Шюц, который после своей эмиграции в США обогатил социологическую дискуссию новыми плодотворными идеями. Корни этой дискуссия о роли гуманитарных наук, поднятой Дильтеем, уходят гораздо глубже, так как в ней выявлялись процессы мышления, в которых мы сами упорядочиваем мир. Смысл, на который Макс Вебер нацеливал социологию, понимается у Шюца как конструкция, и это порождает совершенно новый взгляд на социологические феномены. Теперь уже нет более действительности, а только множество индивидуальных конструкций реальности. Помимо этого, Питер Л. Бергер и Томас Лукманн сделали вывод, что реальность всегда является наброском, над которым индивиды постоянно работают, но они делают это теми средствами, которые им для этого предлагает общество. Поэтому они говорят также об „общественной конструкции реальности« (Berger u. Luckmann, 1966). Эта линия феноменологической социологии включает последние работы из окружения символического интеракционизма. Важнейшими представителями этой социологии являются, несомненно, Эрвин Гоффман и Ансельм Страус.

В рамках феноменологического подхода появляется в 60-е годы в Соединенных штатах новая форма эмпирического исследования - этнометодология Гарольда Гарфинкеля. На ней я остановлюсь особо, так как она, хотя и мало примененная в эмпирическом социальном исследовании, использует эксперимент, чтобы показать, насколько тонок лед, по которому мы движемся в „нормальной« повседневности. Поэтому этнометодология заслуживает внимания при взгляде на теорию качественного социального исследования, ибо здесь обсуждается имплицитное предположение о близости этого рода социологии с опытом повседневности. Иными словами, речь идет о социологии, которая имеет шанс быть понятой также и не социологами. Это равным образом справедливо по отношению к Гоффману, которому я, к сожалению, не смогу здесь уделить заслуживаемого им внимания. Хотя он никогда не выражал себя в теории качественного социального исследования, он показал шедевр наилучшего социологического наблюдения!1

1. Романтическое мышление

Качественное социальное исследование опирается на традицию мышления, которое Гоулднер для разграничения с так называемым „классическим мышлением« обозначил как романтическое. С романтикой возник новый исторический интерес, направленный на изучение контекста Нового времени. В качестве движения интеллектуалов романтика была детищем просвещения, постольку она встала перед разрушением традиционных ценностей и увидела необходимость внести в поток действительности новый смысл. Это происходило двумя путями. Один продолжает романтическое стремление понять эту действительность как продолжающийся процесс, в котором феномены рассмотрены не более чем вещи - но вещи, полные собственного смысла, хотя со всех сторон открытые реальности. Георг Лукач поэтому по праву обозначил романтику как отказ от овеществления (Lukacs, 1923). Второй путь исходил из строгого требования просвещения обслужить собственный разум. Это привело романтику к особой иронии рассматривать вещи в иной перспективе и тем самым представить, какой она могла бы быть, будь она совершенно другой. Это также отказ от любого овеществления. Романтический метод мышления создал также основу диалектики Георга Вильгельма Фридриха Гегеля и, главное, Карла Маркса. Размышление подобного рода было естественным образом связано также с предположением о том, что человеку принадлежит его мир.

Тогда вновь расцвело старое искусство, герменевтика. Посредством художественной интерпретации они хотели понять культурные свидетельства. Особенно интересной в связи с этим была выдвинутая Фридрихом Шлегелем гипотеза о том, что с помощью критической интерпретации из произведения можно вынести больше, чем хотел сказать автор. Тем самым была утверждена мысль о том, что феномен прячет такой глубинный слой, который возможно не осознается самим его творцом. Эту мысль, «понять автора лучше, чем он сам себя понимает», Вильгельм Дильтей точно обозначил в конце XIX века как «последнюю цель герменевтического опыта» (Dilthey, 1900, S. 331). На фоне удивительных достижений естественных наук Дильтей набросал теорию гуманитарных наук, в качестве важнейшего метода и плодотворного результата которых он назвал понимание.

Из определения, что никакой феномен, никакое общество и никакой индивид не обладает превосходством над другим, и из желания постичь основу феноменов и при этом, возможно, обнаружить альтернативу нормальности, в романтике возник интерес к особенностям народов Дальнего Востока и к людям и группам в своей стране. Романтики открыли настоящий бум собирания всевозможных культурных документов. Собирая, например, сказки и песни, они осваивали первичные источники. В Германии, например, это были братья Якоб и Вильгельм Гримм, которые сумели записать и рассказать народные сказки, в России это был особенно почитаемый Якобом Гриммом А. Н. Афанасьев, чье собрание сказок и шуток считается самым обширным. Появился интерес к другим народам, причем их особенности понимались как самоценные свойства и альтернатива собственной нормальности. Стоя у дверей своего дома, романтики замечали детали маленькой и «простой» жизни; для них не было ничего неважного, ничего, что нельзя было бы per se оценить, все было интересно, и, прежде всего, они любовались особенностями (яркий пример тому - гротеск). Гоулднер справедливо утверждал, что романтический плюрализм привел к «демократизации понятия данных»: каждый предмет является полным в себе миром (Gouldner, 1973, S. 197).

Из этого предположения возникло специфическое мышление, которое нашло воплощение в социологии конца XIX века и по сей день определяет немецкий вклад в качественное социальное исследование. Различия в вопросе и целях можно сформулировать так: в противоположность «классической» социологии, которая подчеркивает «всеобщую применимость господствующего масштаба, норм, ценностей или функциональных требований общества», «романтическая» социология выделяет «относительность, уникальность или исторически увязанный характер масштаба или потребностей любой группы или общества» (Gouldner, 1973, S. 206). В то время как социология видит мир как подчиняющийся внутри себя разумным закономерностям и потому констатирует нормальность индивидуального из действенности общих структур, романтическая социология исходит из непосредственно воспринимаемого внешнего явления, выделяет индивидуальное в его особенностях и отмечает его равнозначность и, наконец, реконструирует свою специфическую действительность из заданного анализа отдельного случая. Классическое мышление склоняется к структурализму, романтическое - к историзму. Для классического мышления в социологии - это, прежде всего, структурный функционализм, для романтического - феноменологическая социология, символический интеракционизм и этнометодология. Согласно теориям классической социологии, индивид получает свою идентичность благодаря добровольному усмотрению разумности общественных ролей, согласно теориям романтической социологии - главным образом, благодаря дистанции от них.

В центре классической социологии стоят порядок и устойчивые структуры, в центре романтической - однократность и процесс. Поэтому классическая социология стремится объяснить, а романтическая - понять. Классическая социология занимается эмпирическими исследованиями с помощью стандартизированных, объективных методов и через дедуктивные заключения приходит к знаниям; романтическая - открывает предмет интуитивно, она с фантазией выдумывает свои вопросы и творчески устанавливает методы. Последняя дифференциация касается роли исследователя. В то время как в классическом социальном исследовании ученый дистанцируется, рассматривается извне, нейтрально по отношению к своему предмету, а предмет изучается согласно твердым правилам и стандартизированными методами, в качественном исследовании он вступает в непосредственный контакт и погружается в жизненный мир (cp.: Gouldner, 1973, S. 198).

Он ставит вопросы, обозревая поле изнутри, но рассматривает его как самое возможное из всех необычных перспектив. Кеннет Бурке назвал этот метод, который естественно напоминает об интересе романтиков к гротеску, «сдвигом перспектив». С этим часто связан иронический язык. Известнейшим примеров в этом отношении является в американском языковом пространстве социология Ирвинга Гоффмана, а в немецком - если иметь ввиду совершенно другую цель познания, а не конкретные социальные исследования - социология Никласа Луманна. Способность включать возросшие перспективы американский социолог Райт Миллс обозначил как «социологическую фантазию» (sociological imagination) (Mills, 1959, S. 41, 57; Abels,1997).

В заключение можно сказать, что романтическое мышление стремится понять, в то время как классическое мышление в явной близости к строгости и успеху естественных наук пытается объяснить общество. Это различие устремлений в конце XIX столетия играло большую роль - прежде всего, в Германии. Дильтей видел цель естественных наук в объяснении объективных данных, цель гуманитарных наук - в понимании смысла культурных фактов. Метод гуманитарных наук - это интерпретация или герменевтика. Дильтей оказал огромное влияние на Макса Вебера, который определил социологию как понимающую науку, и особенно на Георга Зиммеля, для которого понимание означало «реконструкцию».

1.1 Вебер: понимание, идеальные типы, свобода от ценностей

Макс Вебер, как известно, определял социологию как науку, «которая хочет ясно понять социальное действие и тем самым в его протекании и его воздействиях дать причинное объяснение» (Weber, 1921, I, Kap. I, § 1). На первый взгляд, это высказывание точно описывает романтическое мышление, но здесь намечается и второе устремление современной социологии: она хочет также и объяснять. Это двойное стремление понять и объяснить определяет и качественное исследование: оно осуществимо, только если проводится тщательно. Это оно осуществляет на совершенно ином уровне, нежели классическая социология, с более тонким исследовательским восприятием и познанием, аналогичным изучаемому повседневному опыту. Если поэтому результаты качественного исследования оценены общественностью меньше, чем социологические знания, добытые с помощью стандартизированных способов, то дело здесь в том, что такое исследование часто сильно мешает доверяемому повседневному опыту. В большинстве своем они сотрясают «сон мира», как однажды сказал Фрейд про свой психоанализ. К этому следует добавить веру в науку, которая у большинства людей, включая социологов, имеет обыкновение появляться лишь при наличии больших чисел.

Возвратимся - никоим образом не иронически - к краткому экскурсу в теорию Вебера и к его определению социологии как ясной науки. В этой социологии речь идет о смысле, которым связывается действие между индивидами. Это вопрос, который ставится точно так же, как в романтическом мышлении. Предположение о значении этого смысла требует, естественно, понимающего метода, но при этом ставится вопрос о том, как определить критерии, согласно которым «правильное» понимание становится вероятным. В связи с этим Макс Вебер вводит «идеальный тип» - инструмент, с помощью которого он предполагает творить социологию как понимающую науку. С помощью этого конструкта и создается мост между романтическим мышлением в чистой теории и конкретным социальным исследованием. Это становится понятным, если посмотреть, как Вебер получает идеальный тип.

Вебер точно подмечает, что идеальный тип никоим образом не может трактоваться как средний - он устанавливается с помощью мысленного эксперимента. Под абстракцией действительности мыслится модель, которая утверждается таким образом, что все явления, для анализа которых она была выстроена, могут быть осмысленно упорядочены в ней. Идеальные типы являются, следовательно, конструкциями, придуманными набросками, которые включают очень много предположений. Вебер говорит об «образах фантазии», которые, конечно же, никогда не обходятся без реально существующих «составных частей действительности» (Weber, 1906, S. 275). Творение мысли «объединяет определенные отношения и процессы (...) в один непротиворечивый в себе космос мыслимых взаимосвязей. Содержательно эта конструкция имеет характер утопии, которая достигается благодаря мысленному возвышению определенных элементов действительности» (Weber, 1904, S. 234). Идеальный тип объединяет богатство диффузных и дискретных, здесь более, там менее присутствующих, иногда вовсе отсутствующих отдельных явлений и сводит их в единый в себе мысленный образ». Этот образ понятийной чистоты эмпирически невозможно найти в реальной жизни. Он является наброском, теорией, в которой рассматривается каждый отдельный случай, «насколько близко или далеко отстоит действительность от того идеального образа» (Weber, 1904, S. 235). В современном качественном исследовании сказали бы, что точно так же создается структурное истолкование.

Опора Вебера на романтическое мышление очевидна и по другой причине. Вебер требует принципиальной ценностной свободы исследования. По-видимому, он связывает это с классическим мышлением. Но при этом он говорит, что перед началом исследования и после его завершения, а следовательно, при выборе предмета и оценке результатов, важна роль ученого и его оценок. Но они, в свою очередь, являются результатом культуры, в которой он живет. Поэтому при изменении культуры и сознательном решении исследователя поставить вопрос определенным образом, складываются новые перспективы. Это и есть причина, по которой социология Вебера принадлежит к наукам, которым дарована вечная молодость! (Weber, 1904, S. 252)

1.2 Зиммель: феномены преодолеваются на новом пути

Георг Зиммель также помещает методы понимания в центр социологии, но выдвигает при этом одно интересное положение, послужившее вызовом по отношению к остальным гуманитарным наукам. Это положение он ввел в круг центральных тем гуманитарных наук конца XIX столетия в Берлине. Там он сформировался как ученый и сделал первые шаги на академическом поприще. Разговор о чрезвычайном авторитете Зиммеля в университете и многочисленных спорах и столкновениях вокруг его персоны и его новой науки «социологии» я оставляю за пределами этой статьи. Установлено, что Дильтей критически поддерживал его как друг и своим позитивным отзывом составил ему партию в одной из частых контроверз.

Зиммель также принадлежит к традиции немецкой романтики. Так, уже в одном из ранних столкновений с немецким идеализмом он не принял ссылку на априорность ценностей. На примере отношений радости и страдания он оспаривает существование абсолютной величины и требует вместо этого «наблюдения фактических эмпирических отношений (...), из которых исходит оценка ее относительных ценностей» (Simmel, 1887, S. 19). В этой релятивизации ценностей заключалось требование Зиммеля к гуманитарным наукам своего времени. Оно связывалось с его идеей о том, что человек «в своей полноте и во всех своих проявлениях пределен тем, что живет во взаимодействии с другими людьми» (Simmel, 1908, S. 15). То, что здесь звучит достаточно безобидно, уже в его первом разъяснении стало поводом для частых нападок на него, так как он утверждал - ни много, ни мало - что «сумма познаний и моральные жизненные содержания» являются результатом взаимодействия между конкретными личностями. Это взаимодействие «сгущается» в «тело» и становится объективным - «это все - общество» (Simmel, 1890, S. 133). Говоря нынешним языком: ценности и нормы - продукты человека, и потому они действительны только для конкретного времени и только для конкретного пространства. Эта перспектива имела последствия. Хотя Зиммель понимал социологию как гуманитарную науку, он привел гуманитарные науки «к новому способу рассмотрения». Эта перспектива становится методом овладения феноменами на новом пути (Simmel, 1908, S. 15). Этим новым методом он заложил краеугольный камень для социологии, которая исследовала общество снизу.

Зиммель связал социологию с критической перспективой немецкой романтики. Его взор на общество характеризуется определенной дистанцией. Он описывает вещи так, как будто они могли быть совершенно иными. Ему принадлежит знаменитое рассуждение о чужих и их способности принимать участие в общественных событиях и, однако, быть не затронутыми ими. Он является в определенной мере основополагающим документом для ангажированного, основанного на конкретных социальных данностях исследования, и одновременно отмежевывается от интерпретирующего анализа. Этот взгляд, одновременно сохраняющий дистанцию и близость, является типичным для ведущей социологической школы начала ХХ века - Чикагской школы социологии.2

1.3 Чикагская школа социологии

Чикагская школа социологии является местом, откуда взяло свое начало качественное социальное исследование. Предложенная там теория и тот дух,который наполнял исследования социальной действительности, сложились явно под влиянием романтического мышления. Известнейшими социологами были тогда Альбион У. Смолл, основатель факультета социологии и первого социологического журнала «American Journal of Sociology» (1895) («Американский журнал социологии»), Роберт Эзра Парк и Уильям Исаак Томас. На соседнем факультете Джордж Герберт Мид заведовал кафедрой философии и социальной психологии. К тесному кругу социологов несколько лет примыкал Флориан Знанецкий из Польши, которого Уильям Томас пригласил в 1914 г. для участия в большом исследовании польских крестьян в Европе и Америке (Thomas & Znaniecki (1918-1920): The polish peasant in Europe and America). Выдающимся социологом второго поколения был тогда Герберт Блумер. Смолл, Томас, Мид и Парк долгое время учились в Берлине, где преподавал Дильтей. Мид хотел даже защитить диссертацию у Дильтея. На тезис Зиммеля о взаимодействии как строении общества прямо указывает, прежде всего, положение Мида о взаимном принятии ролей, согласно которому одновременно возникают идентичность и «обобщенный другой» („generalized other«). Символический интеракционизм в определении Блумера довольно точно соответствует взаимодействию, которое Зиммель описал на примере денег. У него это сформулировано следующим образом: «Чем больше людей вступает друг с другом в отношения, тем более абстрактным и общим должно быть средство обмена; и наоборот, если однажды такое средство обмена создано, то оно допускает соглашение на расстоянии, которое в ином случае было бы непреодолимым, соприкосновение разных личностей в одном и том же действии, взаимодействие и унификацию людей» (Simmel, 1900, S. 470). Следует лишь слово деньги заменить словом символ, и станет видно, как размышлял Блумер.

Можно предположить, что на Мида оказал влияние и немецкий психолог Вильгельм Вундт, у которого Мид тоже учился некоторое время. В качестве профессора философии университета Лейпцига Вундт руководил первой психологической лабораторией. Он создал социальную психологию, которая через символический материал искусства, религии, права, мифа и т. д. воссоздавала психическое развитие индивида и культурное развитие групп.

Мид привнес в Чикаго и другую «романтическую» мысль - мысль об идентичности как процессе. Согласно этой мысли, идентичность является постоянным процессом, в котором индивид видит себя глазами другого, вновь и вновь образуя из своих реакций образ самого себя. Этот процесс оставляет следы не только в этом индивиде, но и в других и, следовательно, в объектах опытного мира. Наиболее глубоко эту мысль развили социологи Ансельм Штраусс (Strauss, 1959) и Ирвин Гоффман (Goffman, 1959). Они выразительно описали изменчивость идентичности и ее представление в зависимости от обстоятельств и публики. Штраусс, а затем также Бергер и Лукманн показали, помимо этого, что идентичность на протяжении человеческой жизни подвергается изменениям. Само прошлое не устойчиво, а ретроспективно интерпретируется в зависимости от обстоятельств, пока оно не будет соответствовать сегодняшнему Я. Вероятно, один из самых неожиданных результатов биографического исследования состоял в том, что рассказчики обращаются со своим прошлым как с текстом, который они каждый раз переписывают заново.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: образ сочинение, реферат по философии, баллов.





1  2  3  4  5  6  7 | Следующая страница реферата