Внутренний человек в русской языковой картине мира
| Категория реферата: Рефераты по языковедению
| Теги реферата: сочинение 7, бесплатные контрольные
| Добавил(а) на сайт: Анфима.
Предыдущая страница реферата | 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 | Следующая страница реферата
(работать головой, сердцем почувствовать, где голова – орган-инструмент интеллектуальной деятельности, сердце – орган-инструмент интуитивного знания), а при глаголах двигательных действий выражающий объектно- инструментальные значения (кривить душой, болеть душой; брать терпением, брать хитростью и др.).
. Форма НА + винит. падеж имени, синкретично выражающая значения средства и места осуществления, см. выражения: взять грех на душу; взять на совесть
/ душу «принять в чем клятву, присягу, ручаться» [Даль 1996: 504], в которых поступки человека: грешить, клясться, ручаться – моделируются как сознательные, контролируемые субъектом действия, связанные с переносом ответственности на компоненты внутреннего мира - органы и одновременно локусы внутренней жизни: душу, отождествляющуюся с личностью человека, вместилище разнообразных чувств, желаний и пр., и совесть – внутреннего контролера, средоточие нравственного чувства; фразеологизм взять на испуг, в семантической структуре которого опредмеченное эмоциональное состояние одного человека представлено как в качестве средства достижения целей другого человека, выступившего каузатором этих эмоций.
. Форма С + творит. падеж имени, совмещающая значения инструмента и комитатива, см. выражения: с головой / с душой / с открытым сердцем что делать, в которых органы психической жизни грамматически представлены не как свободно манипулируемые предметы, а скорее как сопутствующие предметы, как органы-соучастники (комитативы – по: [Золотова1988: 281-
283]), активное присутствие которых обусловливает характер человеческого действия: душа, сердце – искренность, открытость; увлеченность, внутренний подъем в отношении с людьми и в практической деятельности; голова - (работать с душой, относиться к кому-нибудь с открытым сердцем); голова, ум - сознательность, обдуманность действий, решений (Сделано с умом (рекл. слоган), думать своей головой).
. Форма винит. падежа имени (с предлогом и без предлога), совмещающая значения объекта и инструмента, см. выражения напрячь память, браться за ум, вкладывать душу и под., в которых состояния субъекта представлены как результат целенаправленного действия последнего (или каузативного воздействия) с «предметами» своего внутреннего мира.
При этом выбор глагола, управляющего одной из указанны инструментальных форм (инструментивов, по: [Золотова 1988: 430]), оказывается семантически значимым; наблюдается следующая закономерность, характеризующая «логику» языкового сознания.
Сочетание глагола действия / деятельности с инструментивом
используется главным образом для изображении активных, осознанных, контролируемых мыслительных и речемыслительных процессов: думать, воображать, вспоминать (работать головой, напрягать память, включить
фантазию и пр.), предполагающих такие компоненты ситуации, как активный
субъект, объект – создаваемый и (или) затрагиваемый, цель (ср. с
выражениями, реализующими другие модели: приходить к мысли о чем, сделать
заключение о чем, убеждать кого в чем, вспоминать что и т. д.), и потому
получивших в семантических исследованиях статус «нетипичных действий»
[Падучева 1992: 75]. См. описания мыслительного процесса, в основе которых
лежит пропозитивная семантическая модель инструментальной интерпретации
мозга (мозгов): Поздняков сидел дома в своем любимом кресле и усиленно
ворочал мозгами. Особенных результатов этой титанической работы не
наблюдалось (Е. Яковлева. Уйти красиво); Бирон пораскинул
мозгами и придумал комбинацию – царским приказом помиловали и вернули из
Березова сына и дочь Меньшикова (Д. Гранин. Вечера с Петром Великим).
Сочетание глаголов состояний с инструментальными формами имен органов внутренней жизни характерно для номинации психических состояний, не предполагающих агентивность субъекта, протекающих без участия, а иногда и помимо воли человека, а именно: эмоциональных переживаний, влечений, желаний (желать всей душой, ненавидеть всеми печенками, душой болеть за кого и др.). Подобные выражения демонстрируют структурно-семантическую асимметрию.
Получая грамматическую форму инструментива, выступая в качестве синтаксически факультативных припредикатных определений, номинации инструментов внутренней жизни тем не менее не актуализируют агентивность сообщений о неконтролируемых психических состояниях субъекта (любовь, желание, ненависть, презрение и т.п.), потенциально заложенную в глагольных моделях. Они, в отличие от выражений первой разновидности (шевелить мозгами, работать головой), не предполагают какого бы то ни было усилия субъекта по отношению к своему внутреннему миру, использование ресурсов органов психики. Выведение в поверхностную структуру высказываний прототипической характеристики действия, а именно «наличие средства его осуществления», не позволяет, однако, поставить выражения типа любить всем сердцем, верить всей душой в один ряд с акциональными конструкциями типа ударить палкой по тюку, заткнуть паклей дыру). Инструментивы в данном случае выполняют особую прагматическую функцию – используются для указания на силу проявления чувства, желания. Ср. пары: презирать – презирать всеми печенками, верить – верить всей душой, желать – желать всем сердце, - правые члены которых маркированы по признаку «высокая степень проявления чувства, желания», представляющему собой ядро значений подчеркнутых адъективных фразеологизмов.
И в этом прагматическом аспекте значения (субъективная оценка
интенсивности состояния) рассмотренные словосочетания близки выражениям, представляющим собой сочетание ментального / эмоционального глагола, управляющего формой твор. падежа образованного от него существительного:
Знаю данным мне знанием…(М. Юденич), Люблю отчизну, но странною любовью!
(М. Ю. Лермонтов). Подобно тавтологическим выражениям, реализующим
безобъектную модель ментального процесса (см.: [Гак 1993: 24]), они
демонстрируют несоответствие «глубинной» семантической структуры и
«поверхностной», конкретно-языковой организации. Несмотря на наличие
грамматической формы существительного с инструментальным значением, валентность инструмента «активных» глаголов психических действий, состояний
(ср.: любить всем сердцем, ненавидеть всеми фибрами своей души и т. д.), по
сути, оказывается синтаксически не реализованной. Тавтология в подобных
случаях является средством выражения интенсивности (ср. люто ненавидеть и
ненавидеть лютой ненавистью с акцентом на характере чувства), и, кроме
того, она позволяет в некоторых случаях «использовать для характеризации
процесса прилагательное, располагающее большими возможностями, чем наречие»
[Гак 1993: 24], ср.: любить горячо, любить от души, любить глубоко, но ??
любить странно – при возможном любить странною любовью.
Однако этим прагматическая нагрузка инструментальной СК внутренней
жизни не исчерпывается. Представляя собой внутреннюю, экспрессивную форму
высказываний, она выступает в качестве особого приема риторической и
художественной речи, позволяющего выполнять самые разные коммуникативные
задачи. В частности, образы внутренних органов-инструментов могут быть
использованы как мощное средство эмоционального воздействия на сознание
реципиента, эффект которого обусловлен влиянием стереотипов, формирующих
национальную модель человека. По-видимому, именно с расчетом на этот эффект
был создан рекламный слоган одной из политических партий «Голосуй
сердцем!», имплицирующий известную оппозицию понятий «голова» - «сердце»
(отсылающую к дихотомии разумного, рационального, логического –
иррационального, эмоционального, интуитивного в человеке), имеющих равную
для наивного сознания ценность как необходимых компонентов «анатомического»
строения человека, функционально значимых органов. (См., например, высказывание, в котором сердце и ум (метонимически заменяющий голову)
интерпретированы как равнозначные инструменты духовного общения с Богом: Мы
все, люди, имеем дар касаться сердцем и умом очищающего нас чудесного
Бытия, Царствия Божия, - данного вере и любви (Иоанн Шаховской, цит. по: А.
Кураев Христианская философия и пантеизм)). Однако в контексте
рассматриваемого высказывания (слогана) положительную оценку получает
именно сердце, семантически интерпретированное как средство осуществления
деятельности. Наивным сознанием оно традиционно воспринимается как орган
«добрых» чувств – любви, сострадания, отзывчивости и т.п. (иметь большое
сердце значит уметь любить, быть сострадать), которые «возникают как бы с а
м и п о се б е, независимо от конкретных внешних обстоятельств [отсюда
выражение сердцу не прикажешь. - Е.К.], в их возникновении и развитии мала
роль интеллектуальной оценки» [Урысон 1999: 89], и, кроме того, как орган
«интуитивного постижения того важного, что может изменить жизнь субъекта
или кого-то из его близких» (сердце подсказывает, голос сердца «о
предчувствии того, что связано с любовью субъекта») [Там же: 91]. Таким
образом, в контексте наивных национально-языковых представлений призыв
голосовать сердцем должен быть воспринят как побуждение оставаться
независимым в своем выборе, прислушавшись к своему внутреннему голосу, своим чувствам, которые сложнее обмануть, чем разум, легко поддающийся
влиянию идей, логических построений и пр. Ср. рассматриваемый слоган с
высказыванием, имплицирующим ту же оппозицию рационального –
эмоционального, в котором отрицается пригодность ума как инструмента оценки
результатов творческой деятельности: Это [работу театрального коллектива. –
Е.К.] нельзя взвешивать, оценивать холодным умом (из газ. интервью с
А. Петровым).
Использование образа органа-инструмента внутренней жизни предстает в следующем текстовом фрагменте как оригинальное композиционно-стилевое решение художественной задачи, поставленной автором:
Когда человеку хорошо, он становится добрее и желает счастья другим.
Дима желал счастья всем. Ему хотелось носить это счастье в своем кожаном
чемоданчике и оставлять в каждом доме, куда его вызывали с неотложной
помощью (В. Токарева. О том, чего не было).
Это один из тех случаев, когда речевого контекста для определения образной основы сообщения недостаточно. Анализ его лексического значения, грамматических форм, синтаксической структуры дает лишь общий взгляд на ситуацию: внутреннее состояние счастья представлено как отчужденный от человека предмет (названо существительным), объект манипуляционных действия человека (формой винит. падежа существительного, имеющей объектное значение, управляют глаголы, заимствованные из поля физического действия: уносить, оставлять). Как во всех подобных случаях, прагматически ориентированное подключение наивной языковой «логики» к авторской концептуальной модели мира сопровождается актуализацией, переосмыслением и обновлением наивных образов человека, которые, как правило, обусловлены художественным замыслом произведения, «вписаны» в его фабулу, органичны общей тональности авторского отношения к героям. В нашем случае поиск исходного образа мотив метафорической развертки (ее звенья выделены полужирным шрифтом) требует обращения к теме, образному ряду, фабуле произведения. Данный текстовый фрагмент представляет собой развернутый метафорический образ «лекарство – счастье», реализующий инструментальную СК внутреннего человека. Такое предположение строится на том, что герой произведения – врач, ежедневно посещающий тех, кому жизненно необходимы и лекарство из чемоданчика, и искреннее сочувствие доктора. При этом, естественно, учитываются еще и данные макроконтекста – запечатленные в языковых единицах стереотипные образные модели (см. выражения, в основе которых лежит категория внутреннего органа-инструмента: согревать душевным теплом, вылечить любовью и пр.).
В речи в ходе решения разнообразных прагмастилистических задач
индивидуальное сознание легко преодолевает ограничения, которые
накладываются наивным коллективным сознанием на инструментальную
категоризацию феноменов психики, и расширяет круг органов-инструментов
внутреннего человека. Например: …Именно в этих условиях… происходит
окончательное становление большого самобытного мастера, способного творить
не только разумом и сердце, но еще и нервами, и кровью (Г. Великосельский.
Опознан, но не востребован). Кровь и нервы, наряду с разумом и сердцем, предстают в оригинальной авторской семантической интерпретации как
инструменты творчества.
Выводы
Активное участие в организации образной пропозитивно-событийной структуры сообщений о внутреннем мире человека принимают непространственные актантные семантические категории, репрезентирующие реальных и представляемых (воображаемых) участников психологической ситуации (человека и отчужденных от него психологических феноменов) как субъекты, объекты и инструменты. В сфере отображения внутреннего человека каждая из этих универсальных категорий реализуется в виде сложной системы образных субкатегориальных смыслов. Так, образной субъектной категоризации внутреннего человека значимыми являются следующие семантические оппозиции: активный – инактивный (пассивный) субъект; субъект направленного – ненаправленного, хаотического перемещения; эксклюзивность – инклюзивность события внутренней сферы.
Кроме того, категории субъекта, объекта и инструмента организуют разнообразные пропозитивные субкатегориальные модели образной событийной репрезентации внутренних состояний по аналогии с событиями внешнего, социального, природного, мира. Наш материал, в частности, позволил выделить и типизировать разнообразные субъектно-объектные отношения, которые устанавливаются между человеком и компонентами его «внутренней вселенной», получающими образную объектную интерпретацию, представить эти отношения в виде ряда субкатегориальных моделей владения/принадлежности; действия, в том числе предполагающего: - изменение отношений владения объектом, - созидание/уничтожение объекта, - качественное/количественное изменение объекта; перцетивной, оценочной деятельности.
Несмотря на то, что актантные категории субъекта, объекта и
инструмента представляют собой явления одного уровня, явления смежные, взаимодействующие в рамках одной пропозитивной образной модели психического
квазидействия, использование каждой из них в сфере репрезентации
психических явлений не лишено специфичности. В ряду этих
непространственных категорий наиболее очевидна специфичность инструмента.
Если категории субъекта и объекта используются как при реалистическом, так
и при мифопоэтическом способах изображения событий психической сферы, то
инструментальная категория, не проявляет такой универсальности: она
используется главным образом для непрямой образно-ассоциативной
репрезентации частичного внутреннего человека. В отличие от субъектной и
объектной категорий, открытых, подобно пространственной категории, практически для любого «предмета» психики, категория инструмента проявляет, конечно, прежде всего в рамках языкового узуса, избирательность и
предполагает достаточно ограниченный круг элементов внутреннего мира
человека, способных получить образную репрезентацию целенаправленно
используемых средств. В речевой практике в ходе решения разнообразных
стилистических задач многие из подобных ограничений, относящихся к области
языковых стереотипов, снимаются и ни в коей мере не препятствуют активному
использованию образно-ассоциативного потенциала универсальных
категориальных понятий.
Заключение
Апробированный в диссертационной работе категориально-семантический подход к исследованию семантического пространства внутреннего мира человека позволяет решить актуальную для современной лингвоантропологии задачу системного описания языкового образа внутреннего человека, которая потребовала разработки особых методов изучения языковых репрезентаций психических явлений и не могло быть сведено к простому суммированию накопленных данных об отдельных реконструированных на языковом материале концептах «внутренней вселенной».
Методология нашего исследования выработана в результате интеграции
базовых положений, принципов, результатов основных имеющихся в
лингвоантропологических исследованиях подходов к описанию языковых
репрезентаций явлений психики, а именно: 1) в рамках наивной «анатомии» и
«физиологии» – в виде сложной системы образов органов внутренней жизни, как
бы функционирующих внутри человека и совместно с органами тела
обеспечивающих возникновение и проявление психических состояний и реакций;
б) в аспекте его внешних симптоматических обозначений в языке и речи; в)
через систему ключевых метафор – в виде образной парадигмы; г) сквозь
призму максимально абстрактных понятий, формирующих образную «грамматику
иносознания» и отсылающих к универсальным формам познания мира.
В основу избранного подхода к изучению языковых репрезентаций явлений
психической сферы положен именно категориальный принцип семантического
анализа фактов языка и речи, преимущества которого видятся в следующем. Во-
первых, реконструкция языкового образа внутреннего человека осуществляется
прежде всего с опорой на формализованные, получившие системно-языковое
воплощение в семантике грамматических форм, классов, конструкций смысловые
инварианты, что позволяет свести к минимуму субъективизм в интерпретации
языкового и речевого материала. Во-вторых, языковые категориальные смыслы
максимально абстрактны, универсальны (они соответствуют предельно общим
понятиям о действительности), и, следовательно, с их помощью может быть
охвачен самый разнообразный языковой и речевой материал, в том числе
сообщения о феноменах психики, не включенных наивным сознанием в число
органов внутренней жизни, а также высказывания, не маркированные по
признаку внешнего симптоматического выражения внутренних состояний.
Наконец, безусловным достоинством категориально-семантического подхода
является то, что с его помощью может быть выстроена относительно целостная
модель внутреннего человека, которая представляет собой систему
межуровневых семантических категорий, каждая из которых объединяет самые
разнообразные средства лексической, морфологической и семантико-
синтаксической репрезентации психических состояний, качеств человека на
основе определенного смыслового инварианта.
Выделенные СК рассматриваются в работе как особые функциональные
разновидности универсальных («надъязыковых») смысловых констант
человеческого сознания («естественных» категорий), получающих в
национальных языках различную системно-языковую и речевую интерпретацию.
Специфика рассматриваемых категорий заключается в том, что они опираются на
образно-ассоциативное мышление человека: каждая из них представляет собой
набор стереотипных для носителей русского языка косвенных способов языковой
репрезентации явлений внутреннего, психического мира по аналогии явлениями
мира внутреннего, психического. В основе семантических категорий лежат
воплощенные, преломленные в языке универсальные структуры сознания –
понятия как особые формы ментальной репрезентации действительности, предельно обобщающие и рубрицирующие опыт познавательной деятельности
человека, позволяющие организовать восприятие человеком разнообразных
явлений мира, в том числе чувственно невоспринимаемых, строить свои
сообщения о них так, словно они даны нам в ощущениях: имеют
пространственную протяженность, границы (В глубине души он знал, что…; Он
на верху блаженства; Я переполнен радостью), самостоятельно живут, действуют (Совесть проснулась; Эта мысль пришла ко мне утром; Грезы
рассеялись), вступают с нами в контакт, определенным образом воздействуя
(Любопытство не давало ему покоя; Страх преследовал ее всюду) или, наоборот, становясь предметом нашей деятельности (Выброси эту идею из
головы; Он похоронил свою детскую мечту; Ты пробудил во мне надежду), являются средством достижения цели, осуществления деятельности (Напрягла
память, чтобы вспомнить все; Своим умом дошел до этого; Сердцем чувствую
беду).
Содержание семантических категорий, участвующих в отображении внутреннего мира человека, не исчерпывается обобщенными категориальными значениями выработанных в языке грамматических форм и конструкций, способных синтаксически реализоваться в качестве определенных конструктивно- смысловых компонентов высказывания. Опираясь на выработанную в языке лексико-грамматическую базу (словообразовательные, лексические, фразеологические в своей семантике воплощенные в грамматической системе универсальные категориальные смыслы), расширяющуюся в речи за счет использования окказиональных метафор, оригинальных образных сравнений, структурно-семантической трансформации устойчивых выражений, каждая из СК представляет собой систему субкатегориальных смыслов, дифференцирующих абстрактные понятия и формирующих ее образно-ассоциативный потенциал.
Обращение к разнообразному по стилистической принадлежности речевому
материалу позволяет увидеть, что СК активны по отношению к речевому
замыслу, они не являются прокрустовым ложем для содержания высказывания о
внутреннем человека, позволяют воплощать в речи самые разнообразные модели
человека и выполнять при этом дополнительные стилистические функции.
(эстетического воздействия, этической оценки, манипулирования сознанием, возбуждения мыслительной активности и др.). Прагматический статус
рассматриваемых семантических категорий (понимаемый здесь как результат
выбора средства наивной семантической категоризации с целью выполнения
определенных коммуникативных задач) может быть самым разным (от создания
оценочных, квалификативно-характеризующих выражений в разговорной речи, экспрессивного оформления сообщения мысли, создания эстетически и
гносеологически значимых образов психики в литературе и научно-популярных
текстах до концентрации содержания текста религиозно-мифологическом
дискурсе). Наши наблюдения показывают, что он, как правило, напрямую связан
со стандартностью / нестандартностью формально-содержательной реализации
исходного категориального понятия: чем оригинальнее, неожиданнее основание
(мотив) образной репрезентации явления психики и (или) чем ярче выражен
известный, культурно значимый образ, тем выше степень воздействия на
адресата сообщения и, соответственно, вероятность решения задач общения.
Каеториально-семантический подход к анализу образных языковых репрезентаций явлений психики позволил уточнить ряд положений, имеющих отношение к национальным особенностям языкового сознания (восприятие пустого/заполненного внутреннего пространства человека; ограничения на инструментальную и субъектную категоризацию отдельных ипостасей внутреннего человека; закономерности выбора вспомогательных субъектов в ассоциативного субкатегориального изображения внутренних состояний и др.). Таким образом, реализованный в исследовании семантико-прагматический категориальный подход к изучению средств косвенной репрезентации психики открывает перспективы семантического описания языкового образа человека в лингвокультурологическом аспекте.
Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: сообщение, курсовые работы бесплатно, реферат современный мир.
Категории:
Предыдущая страница реферата | 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 | Следующая страница реферата