Лексический состав «повести временных лет»: словоуказатели и частотный словник

О. В. Творогов

Введение

«Повесть временных лет» занимает особое место в истории древнерусской литературы и русской общественной мысли. Текстом «Повести временных лет» (далее - ПВЛ) начинаются многие летописные своды, и сама ПВЛ - свод, включающий в свой состав предшествующие своды. В то же время ПВЛ не просто летопись, сумма погодных статей, повествующих о событиях, происходивших на Руси и в сопредельных странах на протяжении двух с половиной столетий - с середины IX до начала XII в. По слогам академика Д. С. Лихачева, ПВЛ явилась «не просто собранием фактов русской истории и не просто историко-публицистическим сочинением, связанным с насущными, но преходящими задачами русской действительности, а цельной, литературно изложенной историей Руси. Можно смело утверждать, - продолжает Лихачев, - что никогда ни прежде, ни позднее, вплоть до XVI в., русская историческая мысль не поднималась на такую высоту ученой пытливости и литературного умения. Патриотическая возвышенность рассказа, широта политического горизонта, живое чувство народа и единства Руси составляет исключительную особенность создания Нестора» [40, с. 169].

Прежде всего ПВЛ отвечает на поставленный в ее заголовке вопрос «откуда пошла Русская земля», предваряя рассказ об истории Руси обширным историко-географическим введением, цель которого - обосновать принадлежность славян к семье европейских народов, ведущих свое начало от потомков библейского Иафета, и утвердить законность обладания теми землями, которые входили в состав древнерусского государства во времена Нестора.

Во-вторых, ПВЛ настойчиво убеждает в необходимости единства Киевской Руси. Летописец, излагая легенду о призвании варягов, подчеркивает, что все русские князья - потомки Рюрика, представители единого рода и поэтому должны жить в тесном союзе и братолюбии. Начавшемуся после смерти Ярослава Мудрого дроблению Руси на феодальные уделы летописец противопоставляет концепцию, согласно которой Киев, «мать городов русских», должен оставаться политическим и духовным центром всей Руси, а великий князь киевский выступать в почетной роли старшего из князей, которому удельные князья обязаны беспрекословно подчиняться.

ПВЛ - памятник, пронизанный идеями глубокого общерусского патриотизма. И составителю предшествовавшего ПВЛ Начального свода, и создателю ПВЛ Нестору, и его преемнику Сильвестру были чужды местнические интересы, они сурово осуждали межкняжеские распри, постоянно напоминали о необходимости крепить единство Русской земли перед лицом постоянной опасности со стороны кочевников.

ПВЛ не только исторический памятник в узком смысле слова, это одновременно и ценнейший источник познания древнерусской философии и основополагающих концепций древнерусской государственности.

ПВЛ - шедевр древнерусской литературы. Литературный характер летописного повествования отмечал еще в 1856 г. М. И. Сухомлинов в статье «О древней русской летописи как памятнике литературном». В последние десятилетия о литературной Природе ПВЛ писали И. П. Еремин [15], Д. С. Лихачев [38; 40], О. В. Творогов [85], Е. В. Душечкина [14] и др. Летопись относится к «объединявшему жанру» древнерусской литературы (термин Д. С. Лихачева; см. 39, с. 59 и сл.), так как в составе летописного текста наряду с основным и преобладающим его компонентом - погодными статьями - встречаем отдельные повести, жития, фрагменты из переводных и оригинальных сочинений, документы из княжеских архивов и т. д. Жанровое разнообразие компонентов летописного текста естественно приводит к отражению в летописи различных литературных стилей. Д. С. Лихачев отметил, что преобладающим стилем древнерусской литературы XI - XIII вв. был монументальный историзм, оказавший существенное влияние на характер летописного повествования, особенно тех его частей, которые в наибольшей мере отвечали требованиям литературного этикета [42, с. 25-62]. В фрагментах ПВЛ, восходящих к устным историческим преданиям, используется стиль «эпический» (там же, с. 63-71]. Стилистическая неоднородность летописи представляет определенную ценность для языковедов, так как материал одного памятника позволяет наглядно увидеть и исследовать сложный характер взаимоотношений различных функциональных стилей в древнерусском литературном языке.

Словарь ПВЛ охватывает лексику, употреблявшуюся в самых различных сферах древнерусского быта и древнерусской письменности. Это требует внимательной оценки каждого языкового явления, которое должно рассматриваться не как некое абстрактное слозоупотребление древнерусского письменного языка начала XII в. (с поправкой на время конкретного списка летописи), а во многих случаях как языковый факт, обусловленный контекстом; сюжет повествования, стилистическая тенденция данного отрывка, а иногда и происхождение самого фрагмента (является ли он цитатой или созданием самого летописца) должны учитываться при лингвистической интерпретации отдельного слова или оборота речи.

То обстоятельство, что памятник начала XII в. сохранился в нескольких редакциях, незначительно отличающихся друг от друга и отраженных достаточно древними списками - Лаврентьевским 1377 г., Ипатьевским - начала XV в. и Радзивиловским - XV в., - открывает широкие возможности для его лингвистического анализа. Язык ПВЛ уже более столетия интенсивно изучается в отечественной науке. Начало положено трудами П. А. Лавровского [33] и М. А. Колосова [28], в которых ПВЛ рассматривалась еще в одном ряду с другими памятниками. Но уже Е. Ф. Будде поставил своей задачей описать язык Лаврентьевского списка ПВЛ. Он дополнил и существенно откорректировал наблюдения М. А. Колосова, проанализировав особенности отражения фонетических явлений в языке списка [2]. В конце статьи ученый заявил о намерении рассмотреть и морфологический строй памятника, однако, к сожалению, ему не удалось это осуществить.

В 1896 - 1897 гг. увидело свет обстоятельное описание языка ПВЛ по Лаврентьевскому списку, осуществленное Н. П. Некрасовым [60]. Автор анализирует особенности графики (лигатуры, надстрочные знаки, написания слов под титлом, употребление выносных букв, различные начертания отдельных букв), орфографию (употребление букв ъ и ь, юса малого, йотированного а, букв Ь и е, случаи написания ы и и после заднеязычных и т. д.). В работе имеется обзор морфологии списка: рассматриваются падежные формы существительных, смешение склонений, местоименные формы, употребление личных форм глагола и причастий. Охватывая по существу все основные черты языка ПВЛ по Лаврентьевскому списку, автор, однако, не ставил своей целью исчерпывающее описание отмечаемых явлений и фактов. Поэтому несмотря на обилие примеров, иллюстрирующих различные языковые явления, у читателя не остается уверенности в том, что учтены и адекватно описаны все варианты написаний или грамматических форм. Именно это обстоятельство вызвало критические замечания Н. Петровского, внесшего ряд существенных уточнений в наблюдения над морфологическим строем памятника [65]. Он указал, в частности, на случаи вариантности флексий существительных, не отраженные в описании Некрасова, привел дополнительные данные об употреблении форм двойственного числа существительных и форм сигматического аориста, отметил отсутствие сведений о страдательных причастиях и т. д.

В 1910 г. Д. Н. Кудрявский опубликовал небольшую статью, сообщив статистические данные, полученные при анализе распределения глагольных форм в Лаврентьевской летописи [31]. Исследователь пришел к выводу, что употребление определенных форм зависит от содержания повествования и что «литературно обработанные рассказы об отдельных исторических событиях писались в старом славянском стиле, и поэтому аорист в них встречается чаще» (с. 51), что причастия на -л особенно употребительны при передаче в летописи прямой речи.

В 20-30-е годы нашего века появляются исследование В. М. Ганцова о языке Радзивиловской летописи [11] и фундаментальные труды Е. Ф. Карского [23] и В. И. Борковского [1].

Е. Ф. Карский рассмотрел особенности употребления в ПВЛ собирательных существительных, обстоятельно проанализировал употребление падежных форм, предложное и беспредложное управление. В. И. Борковский обратился к исследованию статей Лаврентьевской летописи с 1111 по 1305 г., то есть служащих в ней непосредственным продолжением ПВЛ. Эта работа представляет первостепенный интерес и для изучения ПВЛ, поскольку содержит материал для сопоставления текста с текстом последующих летописных статей. Кроме того, описание графики и орфографии (с. 5-25) непосредственно относится и к ПВЛ, так как почерк второй части ее текста прослеживается до конца летописи. При анализе фонетики Борковский подробно останавливается на соотношении полногласных и неполногласных форм (проблема, интересовавшая впоследствии Ф. П. Филина, Т. Н. Кандаурову, Л. М. Устюгову и др.). В разделе, посвященном морфологии ПВЛ, рассматривается склонение имен, формы числительных и причастий, особенности спряжения глаголов.

Многочисленные работы о языке ПВЛ появились в 50-е годы, что до известной степени вызвано изданием текста ПВЛ, подготовленного Д. С. Лихачевым [67]. В них рассматривались типы словообразования существительных [63], особенности их склонения [87-89], префиксальные существительные, соотносимые с глаголами [27]. Склонение имен существительных в ПВЛ в ряду других памятников было исследовано в коллективной монографии ученых Ленинградского университета [12]. Имеются работы о формах прошедшего времени глагола в ПВЛ [78], функции глагольных приставок [76], местоимениях [52-53], предлогах и предложных сочетаниях [6-8, 105-107].

Синтаксические особенности ПВЛ, помимо упомянутых выше фундаментальных трудов Е. Ф. Карского и В. И. Борковского, описаны в статьях В. И. Казариной [17], Л. В. Капорулиной [18-21], С. М. Кардашевского [22], Т. И. Катриченко [24], Л. А. Коробчинской [30], М. И. Мулкиджаняна [56-57], В. В. Назаретского [58-59], Г. А. Пирцхалава [66], Л. А. Поляковой [69], М. Н. Прокопук [71], Р. В. Хворовой [99-100], И. Я. Чернухиной [101].

Особо следует отметить статью Н. Д. Русинова [75], содержащую характеристику лингвистических особенностей текста, принадлежащего двум основным писцам Лаврентьевской летописи. В ней приводятся статистические данные о фонетических и морфологических фактах, соотносимых либо со старославянской, либо с восточнославянской письменной традицией, диалектные черты в орфографии обоих писцов. Эти материалы позволяют судить не только о различиях в языковой ориентации писцов, но и о степени влияния на них языка протографа. Индивидуальная манера писца в области орфографии оказывается сильнее, чем влияние орфографии их оригинала, а это существенно для оценки возможностей ретроспективной характеристики языка определенной эпохи по языку памятников, ей принадлежащих, но сохранившихся лишь в поздних списках.

Как видим, изучены далеко не все особенности языка ПВЛ. Например, обследована лишь группа существительных с основой на -о; только в работе Г. Я. Симиной и в опубликованном на русском языке фрагменте монографии Р. Ружички [74] рассматривается глагольная система памятника; отсутствуют работы о словообразовании и склонении прилагательных и т. д.

В большинстве названных статей язык ПВЛ служил источником для описания тех или иных языковых процессов, при этом авторы не ставили своей целью исчерпывающее описание изучаемой грамматической категории в памятнике. Поэтому работы о языке ПВЛ часто не содержат сведений о соотношении конкурирующих форм, в них не рассматриваются сложные и спорные случаи. Все еще не существует всестороннего описания грамматических свойств языка ПВЛ, к которому призывал в свое время академик В. В. Виноградов [4, с. 18].

Более обстоятельно исследуется лексический состав ПВЛ в монографиях Ф. П. Филина [96] и А. С. Львова [51]. Однако оба автора ставили своей целью не исчерпывающее описание лексики ПВЛ, а ее анализ для решения вопроса о характере и происхождении древнерусского литературного языка. Ф. П. Филин намеревался на материале ПВЛ «выяснить... закономерности лексической системы русской литературной речи начальной эпохи ее существования» [96, с. 4]. В связи с этим автора интересовали, вопервых, изменения, которые претерпевала лексика ПВЛ в составе поздних летописных сводов, а во-вторых, соотношение в языке летописи разных стилистических пластов - церковнославянских и восточнославянских элементов, общерусской и диалектной лексики. Несмотря на эту ограниченность задач исследования, Филин смог проанализировать основные семантические группы (общественно-политическую лексику, термины материальной и духовной культуры, обозначения временных и пространственных понятий, названия животных, растений, пищи и т. д.), а также группы слов, обозначающих передвижение, способы говорения, понятия «видеть» - «смотреть», «брать» - «взять» и т. д.

А. Г. Львов задался аналогичной целью - «рассмотреть лексику "Повести временных лет" в целом, в плане ее отношений к языку памятников старославянской письменности и восточнославянской речи» [51, с. 3]. Таким образом, если в работе Ф. П. Филина рассматривалось преимущественно дальнейшее развитие лексического строя языка, отразившегося в ПВЛ, то в центре внимания А. С. Львова оказалась предыстория - соотношение языка ПВЛ с языком памятников церковнославянской письменности; при этом ученый стремится разграничить церковнославянскую лексику с лексикой общеславянской (праславянской).

Вообще проблеме соотношения старославянизмов и восточнорусизмов в языке ПВЛ уделялось большое внимание в отечественной науке. Ряд разысканий по этой теме принадлежит Л. М. Устюговой [90-94], отдельные наблюдения содержит статья О. В. Творогова [31]. Материал ПВЛ постоянно привлекался в работах Т. Н. Кандауровой, Г. И. Белозерцева, И. С. Улуханова и др. Итоги этих наблюдений были подведены в книге Ф. П. Филина [95, с. 263 и сл.].

Лексический состав ПВЛ изучался и в других аспектах. О фразеологизмах памятника писал М. М. Копыленко [29], о тавтологических словосочетаниях - А. Г. Ломов [43-45], об устойчивых речевых клише - О. В. Творогов [86]. Имеются работы о тюркизмах ПВЛ [13], личных именах [3, 73], этнонимах [26, 98].

Лексический материал ПВЛ широко привлекается во всех работах по исторической лексикологии. В этой связи назовём книги Н. Г. Михайловской [55], Ф. П. Сороколетова [80], С. Д. Ледяевой [37], «История украинского языка. Лексика и фразеология» [16а], статьи Л. В. Вялкиной [9-10], Г. Н. Лукиной [46-48]. Однако предметом изучения в них является словарный состав литературного языка Древней Руси, а не отдельного памятника - ПВЛ. «Цельной и тем более исчерпывающей его картины» мы пока не имеем, констатировал недавно Ф. П. Филин [97, № 3, с. 15].

Стоит еще решить, какая форма и структура описания лексического состава памятника предпочтительнее? Достаточен ли обзор основных тематических групп лексики, подобный тому, какой находим в известной монографии С. П. Обнорского [61] или в книге А. С. Львова [51]? Как широко может быть применен разработанный Л. П. Жуковской [16] метод лингвостилистического анализа текста?

Очевидно, что исчерпывающее описание лексического состава памятника может представить только полный словарь к его тексту, подобный словарю «Слова о полку Игореве» [79] или словарю «Моления» Даниила Заточника [35]. Словоуказатель к тексту, разумеется, не решает этой задачи, но представляет необходимый материал для ее осуществления.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферати українською, рефераты бесплатно, таможенные рефераты.





1  2  3  4  5  6  7  8  9 | Следующая страница реферата