Знаменный распев и проблемы его исполнения в современных условиях

Печенкин Г. Б.

В настоящее время под "знаменным пением" или "распевом" обычно подразумевают одноголосное ("унисонное") церковное пение, опыты исполнения которого теперь нередко можно услышать как на богослужениях Русской Православной Церкви, так и на концертной эстраде и в аудиозаписях. Существуют и разные точки зрения как относительно правомочности и целесообразности употребления этого пения в современных условиях, так и о его "художественных" достоинствах, поскольку для большинства активных и пассивных его слушателей (в т.ч. и для его исполнителей) "знаменное пение" представляет собой сложный, неудобоисполнимый и малопонятный, условно говоря, "музыкальный" язык "за семью печатями". (Хотя когда-то на Руси этот "язык" был понятен всем, от крестьянина до царя, и "знаменное пение" было настолько доступно, что овладеть им в объеме основных его форм мог любой православный; мало того, помимо богослужения это пение употреблялось в домашнем быту как благочестивое молитвенное упражнение.)

Так что же представляет из себя это "знаменное пение"?

Слово "знамя" или "знамение" означает на церковно-славянском языке "знак", поэтому в широком смысле под "знаменным" можно понимать церковное пение, зафиксированное определенными знаками - "знаменами". В более узком смысле, под "знаменным пением" подразумевается так называемый "столповой" (иначе говоря, основной) распев, который охватывает песнопения всего годового богослужебного круга.

История этого распева восходит ко временам принятия Русью Св. Крещения: тогда-то, вместе с Православной Верой, наши предки унаследовали и великую культуру Византии. Но дело в том, что наши песнотворцы и распевщики не просто слепо подражали византийскому пению, а на основе имеющихся образцов создали свое собственное русское певческое искусство. (Тоже самое, кстати, произошло с иконописью и гимнографией.) Другими словами, было заимствовано не само характерное восточное пение, а его система; условно говоря, не фонетика "языка", а его грамматика.

Поскольку речь зашла о "системе" церковного пения, необходимо сделать несколько уточнений относительно понятия "распев".

Нашему завершающемуся столетию и тысячелетию свойственно парадоксальное смешение различных несоединяемых понятий: сейчас то и дело слышишь выражения типа: православная живопись, поэзия, православная музыка... Применимы ли понятия "музыка", "музыкальное искусство" к понятию "церковный распев"? Вопрос очень спорный.

Если под "музыкой" мы будем разуметь вообще все то, что относится к области звука - то да. Но в этом случае к "музыке" мы должны будем отнести человеческую речь, все виды шумов (природных и производимых посредством жизнедеятельности человека), звуки животного мира (пение птиц, лай собак) и мн. др.

Если же принять во внимание, что "музыка", во-первых, есть определённый вид искусства, который живёт и развивается, по его законам, во-вторых, имеет, с точки зрения христианства, языческое происхождение, и, в-третьих, существует для создания посредством определенного сочетания звуков иллюзорного "мира" для удовлетворения "душевных" потребностей человека (читай: для тонкой подмены "духовного" "душевным", т.е. для отвлечения человека от Бога), то станет ясно, что "церковное пение" и "музыка" - вещи изначально противоположные и несовместимые.

Поэтому-то христианская культура первоначально и отвергла все существовавшие до неё античные музыкальные системы, выработав свою собственную мелодическую форму, отвечающую задачам богослужения - РАСПЕВ, т.е. распевание текстов, предназначенных для церковного богослужения. Простейшее чтение псалмов, молитвословий или гимнов посредством какой-либо нехитрой мелодической формулы (интонации) и есть уже распев, поэтому церковное пение в своем идеале - это не "музыка", сопровождающая или оформляющая ("украшающая") богослужение, и даже не удачное музыкальное воплощение того или иного церковного текста, а именно СЛОВО, произнесённое нараспев: будь то возглас священнослужителя, простое чтение или пение.

В этом и коренится принципиальное различие между РАСПЕВОМ, как способом прочтения богослужебных текстов и тем, что сейчас именуется "церковной музыкой", т.е. современным пением, которое звучит ныне в наших храмах. Здесь уместно провести следующую параллель: принцип распева настолько удалён от церковной или духовной музыки, насколько удалена подлинная иконопись от "православной" живописи (напр. картин религиозного содержания или икон, подверженных явному светскому влиянию). В чем же сдесь проблема? Ведь и то и другое, казалось бы, может служить одной цели - проповеди Св. Евангелия! В широком смысле - да. Но дело в том, что всякое искусство, даже если оно призывается на служение самым высоким идеалам человечества, если существует вне рамок церковного канона - т.е. святоотеческого учения и церковного предания, так или иначе будет подвержено влиянияю "духа мира сего" и, следовательно, будет взывать к нашим чувствам, а не созерцанию.

Представим себе какую-нибудь гениальную картину, написанную, скажем, на библейский сюжет: глядя на неё мы будем получать именно чувственное "эстетическое" наслаждение. При этом количество компонентов этого наслаждения, таких, как получение эмоционального "заряда", удовлетворение от техники написания картины и др. будет свидетельствовать о нашем художественном вкусе и интеллектуальном уровне, но, отнюдь, не о духовном состоянии).

Попробуйте теперь этими же глазами рассмотреть какую-либо древнерусскую или византийскую икону: получите ли вы такое же наслаждение? Скорее, если вы воспитаны на "классическом" изобразительном искусстве, у вас возникнут вопросы типа: почему лики изображенных на иконе "неправильной" формы, почему такая "наивная" техника письма, почему так много "непонятного" в композиции и др. *(Такого рода вопросами я задался, услышав впервые "столповое" пение в архивной записи, будучи "классическим" музыкантом.)

Но, чтобы "понять" настоящую икону и распев, напротив, совершенно необязательно иметь хороший художественный вкус, развитое эстетическое чувство и высокий интеллектуальный уровень: здесь важно, насколько открыто наше сердце для принятия духовных даров, посылаемых нам свыше через "видимое" или "слышимое" - поскольку восприятие иконы и распева проходит не на чувственном уровне, а на духовном. Поэтому, и икона, и распев, служат нам не для удовлетворения наших эстетических потребностей (т.е. не служат человеческим страстям), но являются "окнами" или, можно сказать, проводниками в мир иной, причём в двухстороннем порядке: с одной стороны, мы возносим свой ум в "горний мир", с другой, получаем свыше духовные дары.

Есть, правда, между ними и некоторая разница. Икона является "образом", возводящим нас умом к "первообразу" и не связана с понятием земного времени (хотя, естественно, пребывает в нашем земном измерении), поскольку, во-первых, Те, к которым мы через "образ" молитвенно обращаемся, находятся вне рамок нашего "времени", а во-вторых, отдельно взятая икона пишется только один раз, поэтому и в данном случае "время" никак не влияет на сам "образ". *(Мы, конечно, не рассматриваем здесь частные случаи изменения физического состояния иконы, напр. "выцветания" изображения, реставрацию, написания нового образа поверх старого, уничтожения иконы и др., т.к. это относится уже скорее к области истории и искусствоведения).

В отличие от иконы, богослужебное пение (имеется в виду комплекс гимнографии и распева, т.е. тексты, распетые по определенным правилам)* существует только в рамках живого богослужения: в противном случае мы получим "внебогослужебное пение" или певческие книги с текстами и невменными знаками. Поэтому оно напрямую связано, во-первых, с людьми, его создающими и исполняющими, а во-вторых, с реальным временем совершения богослужения.

Но дело обстоит ещё сложнее: ведь в рамках конкретного интервала земного времени, в течении которого совершается отдельно взятое богослужение, происходит непостижимое умом стирание границ нашего времени: участники земного богослужения таинственным образом вливаются в Богослужение Вечное, совершаемое непрестанно на Небесах, хотя и находятся в земных узах, в состоянии лишь "предображения" той полноты, которая ожидает праведников по "исполнении времен".

Ещё одна важная проблема: если икона по своей сущности статична (т.е. земными средствами вводит нас в понятие "вечности") и отражает "святость", единственный раз на ней "зафиксированную" (при условии, конечно, соблюдения иконописцем церковных канонов и наличии Богооткровенности, т.е. сообщении иконе мистическим образом через её земного творца Божественной Истины и Благодати), то с распевом всё усложняется.

Здесь есть как земной творец - "распевщик", который также, как и иконописец, должен стать "проводником" Божественной Истнины и Благодати, создавая (т.е. распевая) церковное песнопение или церковный текст и пение вместе, но есть и исполнители этого песнопения в реальном времени земного богослужения, которые певчески воплощают то, что создал распевщик (или гимнограф) и, поэтому, "святость" церковного пения будет зависеть уже не только от его земного создателя, но и от духовного состояния и глубины молитвы самих церковных певцов: чем выше их духовная жизнь, тем разумнее они будут петь, тем полнее и осмысленнее станет богослужение.

Возвратимся теперь к проблемам распева. Вне церковного текста он вообще лишён всякого смысла и его просто не существует, в отличие от, например, вокальной музыки, которая вполне может быть независимо от текста: её можно исполнить и без слов, сыграть на музыкальном инструменте.

В связи с этим, необходимо коснуться тех опытов современного "музыкального" прочтения древних распевов, когда исполнители, чаще всего обычные музыканты, принимают распев за некую самостоятельную единицу, некую "музыку", под которую формально подставляется церковный текст, а не наоборот, распевается. Следствием такого подхода к исполнению знаменного распева, как правило, является "музыкальное" творчество: создание всевозможных "трактовок", поиск художественных выразительных средств и т.п. Такого рода явление, наверное, и не случайно именуют "древнерусской музыкой", хотя точнее следовало бы назвать "современной духовной музыкой по мотивам знаменного распева". как правило, является "музыкальное" творчество: создание всевозможных "трактовок", поиск художественных выразительных средств и т.п. Такого рода явление, наверное, и не случайно именуют "древнерусской музыкой", хотя точнее следовало бы назвать "современной духовной музыкой по мотивам знаменного распева".

Отсюда, если во время богослужения, за которым нам предлагается пение, хотя бы и одноголосное, мы не понимаем ни одного слова (не по причине, конечно, нашей глухоты или невоцерковлённости), то здесь нет богослужебного пения, а есть некая "церковная музыка", которая будет вызывать у вас цепочку различных чувственных настроений и переживаний, и, отвлекая от общественной молитвы, ради которой мы и приходим в храм, приведёт нас к молитве обособленной. Слушая "музыкальный фон" богослужения мы, скорее всего, будем молиться каждый сам по себе: "Главное, чтобы пение не мешало!" - такого рода рассуждения теперь нередко можно услышать.

Итак, церковный распев есть способ прочтения богослужебного текста. Свв. Отцы Церкви разработали стройную систему распева - осмогласие. Это есть совокупность восьми гласов, каждый из которых представляет собой некую певческую среду, в которой распевается церковный текст, предназначенный для того или иного гласа. Каждый глас обладает определённым молитвенным "настроем", создающимся посредством взаимодейстия специально разработанных мелодических формул - попевок, постепенно складывавшихся в условиях строгой церковной жизни посредством соборного творчества. (Здесь, кстати, опять можно провести параллель с иконописью, принципы которой также строятся на основе сочетания определенных строго отобранных композиционных элементов, "канонизированных" Церковью.)

Кроме этого, церковный Устав мудро руководит и степенью мелодической широты распева, назначая для одних отдельных песнопений и богослужений в целом более простые распевы, для других - более пространные. При этом обычно действует следующий принцип: чем выше и важнее праздник, чем более глубокой должна быть молитва, тем песнопения становятся более простаннее.

Что касается непосредственно знаменного (столпового) распева, то он является, можно сказать, русским воплощением выработанной Церковью системы богослужебного пения. Иными словами, столповой распев есть основное русское народное церковное пение. Оно, безусловно, связано с русским фольклором, но строится и развивается в отличие от него по строгим церковным канонам с жёстким отбором мелодических средств.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: матершинные частушки, реферат на тему природа.





1  2  3  4 | Следующая страница реферата