Предыдущая страница реферата | 15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25 | Следующая страница реферата

В "Мастере и Маргарите" возросло влияние "серьезных" повестей Гоголя,
"Вия" и "Страшной мести", - в облике Геллы, в той сцене, когда Варенуха
"Римского едва насмерть с Геллой не уходил": "вытянула, сколько могла, руку, ногтями начала царапать верхний шпингалет и потрясать раму" ("Вий":
"Он слышал, как бились крыльями в стекла церковных окон и в железные рамы, как царапали с визгом ногтями по железу и как несметная сила громила в двери и хотела вломиться").

В полете Маргариты очевидна связь с ночным полетом ведьмы с ее кавалером в "Ночи перед рождеством", но там же и влияние "Страшной мести", уже совершенно преобладающее в двух последних главах романа, в последнем полете Мастера. "После этого раза два или три она видела под собою тускло отсвечивающие какие-то сабли, лежащие в открытых черных футлярах, и сообразила, что это реки". Ср. В знаменитом описании Днепра: "Нежась и прижимаясь ближе к берегам от ночного холода, дает он по себе серебряную струю; и она вспыхивает как полоса дамасской сабли; а он, синий, снова заснул".

В ранних повестях Булгакова "серьезная", лирическая струя гоголевской прозы является редко, нешироко. В романе же лирический конец "Записок сумасшедшего" служит едва ли не одним из истоков описания последнего полета
Мастера: "...взвейтесь, кони, и несите меня с этого света! Далее, далее, чтобы не видно было ничего, ничего. Вон небо клубится передо мною; звездочка сверкает в дали; лес несется с темными струями и месяцем; сизый туман стелется под ногами; струна звенит в тумане; с одной стороны море, с другой Италия, вон и русские избы виднеют... ему нет места на свете! Его гонят!" [30,159]

В последней главе романа исчезает смешное и остается только серьезное.
Перемена эта подспудна - она обнажена и в преображении героев, происходящем на глазах читателя. Гоголевский смех уходит со страниц романа, уступая место гоголевскому мистическому лиризму.

Один из ранних героев Булгакова (Коротков, «Дьяволиада») сходит с ума, увидев действительность отстраненным, непонимающим взглядом - как герой гоголевских "Записок сумасшедшего", почувствовавший приближение истины, но не имеющий сил разгадать ее до конца. Но далее в гоголевскую тему маленького человека Булгаков вводит тему самоутверждения автора. В
"Театральном романе" и последних редакциях "Мастера и Маргариты" две эти ипостаси сошлись в одном лице, и вторая в раннем повествовании "от первого лица" остающаяся во многом загадочной, оказалась теперь расшифрованной: у
Максудова, как и у Мастера, самосознание великого писателя, и именно оно определяет их отношения с действительностью - духовную победу над ней через физическую гибель. Мастер сходит с ума - но у с п е в написать роман, успев запечатлеть угаданную им истину ("О, как я все угадал!"), повторяя тем самым уже не судьбу героев Гоголя, а судьбу самого творца этих героев.

В 1940 году через несколько месяцев после смерти Булгакова его друг П.
С. Попов написал: "Жизнелюбивый и обуреваемый припадками глубокой меланхолии при мысли о предстоящей кончине, он, уже лишенный зрения, бесстрашно просил ему читать о последних жутких днях и часах Гоголя".
[42,59]

Особенностью булгаковского языка называют культуру «устно ориентированной» письменной речи, идущую от постоянства блестящих рассказов-
«розыгрышей», которые известны по воспоминаниям мемуаристов как черта личности художника, владевшего бесценным импровизационным талантом. «Отсюда идут не только разговорные обороты, элементы прослушивающихся «диалогов» в монологических словесных композициях, не только обращения (к читателю, к предполагаемому «собеседнику»), не только пластическая простота фразировки, относительная невеликость и конструктивная «необремененность» предложения, а и своеобразные устные ритмы («каденции»), эхо-формы».[36,52]

Но бесспорно «дисциплинирующим» творческий процесс фактором было и присутствие в сознании художника многосоставной гоголевской повествующей речи, знание которой у Булгакова было абсолютным. Один из мемуаристов рассказал, как писатель поставил сотрудникам массовой газеты в качестве образца «гоголевскую фразу в двести слов: «…это тоже идеал, причем идеал бесспорный, только с другого полюса». Это утверждение базировалось на собственном опыте М.А.Булгакова и являлось «обязательством» перед собственным стилем. [72;135]

Булгакову близки такие черты и особенности пафоса и поэтики прозы
Гоголя, как двойное осмысление действительности (комическое и высоколирическое), редкий дар конкретности, "зрительности" изображения, сплетение реального и фантастики (вбирающей в себя элементы фантасмагории и мистики), особый юмор («смех сквозь слезы»), комедийные диалоги.
Традиционность сюжетов, во-первых, сближает "Мертвые души" и "Мастера и
Маргариту", во-вторых, «Записки сумасшедшего» с «Записками на манжетах» и
«Записками покойника». Кроме того, М.М.Булгаков обращается к гоголевским принципам развития приема гротеска, появление которого в творчестве обоих писателей, как мы видели, было вызвано проблемами внутреннего характера.

В некоторых своих произведениях М.А.Булгаков обращается к личности
Н.В.Гоголя, иногда выводя ее на первый план, - это «Мертвые души»,
«Похождения Чичикова», «Белая гвардия», «Мастер и Маргарита». Многие книги
Булгакова поднимают те же темы, проблемы, к которым в свое время обращался и Гоголь: проблема писатель и общество, тема истории Украины, проблема
Добра и Зла (дьявольского и божественного), проблема «маленького человека» и др. И, наоборот, у изучаемых писателей мы обнаружили отсутствие темы детства (причины были проанализированы выше), что является достаточно редким у русских писателей.

Соотнесенность своих произведений с гоголевскими М.А.Булгаков часто подчеркивает прямыми цитатами (как в эпиграфе, так и в тексте) –
«Похождения Чичикова», «Записки на манжетах»; а также аллюзиями, заимствованиями на уровне сюжета, системы персонажей, образов и т.д. –
«Заколдованное место», «Дьяволиада», «Похождения Чичикова», «Театральный роман», «Мастер и Маргарита».

От Н.В.Гоголя идет способность М.А.Булгакова видеть таинственное в заурядном и банальном, у него же Булгаков учился развивать прием «вещных символов» как определение лиц, из этого источника появляется в творчестве
М.А.Булгакова фразы с неожиданными и семантически несогласованными сопоставлениями, логически не совместимые.

В итоге при восприятии даже у непрофессионального читателя (не филолога) создается удивительное, подсознательное ощущение близости произведений Н.В. Гоголя и М.А. Булгакова, понимание того единого внутреннего психологизма, которым веет от них, и которое идет именно от
"родства душ" писателей.

Причина такой глубокой связи произведений М.А.Булгакова с гоголевским творчеством можно найти в одном из положений психологии литературного творчества – в гипотезе подражания, о которой мы уже говорили в начале данной главы. На наш взгляд, анализ использования гоголевских традиций в творчестве Булгакова убедительно доказывает, что в период ученичества
Н.В.Гоголь был выбран Михаилом Афанасьевичем в качестве образца творческой личности, образца для подражания.

Вопрос, почему именно на Н.В.Гоголе остановил свой выбор М.А.Булгаков, скорее всего навсегда останется загадкой. Можно предположить, что Булгаков чувствовал что-то родственное в произведениях Николая Васильевича.
«Родство» же это, на наш взгляд, кроется в трагическом начале творчества обоих писателей, которое, в свою очередь, является следствием трагических судеб Николая Васильевича и Михаила Афанасьевича.

О сущности подобного трагического начала в творчестве говорит А.Ю.
Козырева, отталкивающаяся от гегелевской концепции трагической вины:

"Благоразумный человек, действуя по здравому смыслу, руководствуется устоявшимися предрассудками своего времени. Трагический герой действует свободно, сам выбирает направления и цели действий. И в этом смысле его активность, его собственный характер есть причина его гибели. Трагическая развязка внутренне заложена в самой личности, он сам несет в себе свою гибель, на нем лежит трагическая вина". [26,299] В доказательство следует только вспомнить и сравнить трагические личности "Петербургских повестей"
Гоголя и "Дьяволиады" Булгакова.

В трагедии характер героя приходит во взаимодействие с общемировыми обстоятельствами. Существуют эпохи, когда история "выходит из берегов". В нашем случае это "декабристская" эпоха Н.В.Гоголя и великая революционно- переломная эпоха М.А. Булгакова. Счастлив поэт, в такой век коснувшийся пером своих современников: он неизбежно прикоснется к истории, в творчестве великого художника неизбежно отразятся хотя бы некоторые из существенных сторон глубинного процесса. В такую эпоху большое искусство становится зеркалом истории.

В реалистическом искусстве Гоголя собственно нетрагический характер стал героем трагических ситуаций. 19 век сделал трагедию "обыкновенной историей". Трагедия как жанр фактически исчезает, так как герой искусства стал отчужденным "частным и частичным" (Гегель) человеком. Однако трагический элемент проник во все роды и жанры литературы, отражая нетерпимость разлада человека и общества то, что мы наблюдаем у Гоголя.

Для того, чтобы мучительный трагизм перестал быть постоянным спутником жизни, общество должно стать человечным, должно быть найдено гармоническое единство личности и общества. Можно предугадать, что таков был высший смысл концепции трагического в искусстве М.А.Булгакова. Поиск утраченного Дома и смысла жизни - пафос булгаковской трагедийной темы.

От трагедий в собственной судьбе к трагическому началу в творчестве - вот возможный ключ к причине зеркальности творческих индивидуальностей Н.В.
Гоголя и М.А. Булгакова.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подобный подход к биографии и творчеству писателя, т.е. подход, при котором находятся психологические предпосылки появления в стиле, поэтике писателя определенных черт, открывает широкие возможности для исследования, как творчества Н.В. Гоголя и М.А. Булгакова, так и других писателей - в этом смысле психологические открытия в области филологии еще предстоят.

В данной работе мы обратились к психологическим особенностям личностей
Н.В. Гоголя и М.А. Булгакова, которые имели непосредственное влияние на творческую деятельность писателей. Такой взгляд позволяет рассматривать филосовско-эстетические концепции писателя с точки зрения их
"происхождения" в мировоззрении, в мышлении личности автора. Мы рассмотрели проблему гениальности, таланта и развития способностей относительно Н.В.
Гоголя и М.А. Булгакова, выявили схожие предпосылки для проявления таланта обоих писателей вследствие "родственного" набора способностей. Следующим, логически вытекающим фактом, было установление схожести творческого мышления у Н.В. Гоголя и М.А. Булгакова, проявившегося в их творческой деятельности. Рассмотрев отдельные свойства личностей Гоголя и Булгакова, мы установили их прямую взаимосвязь с творческой одаренностью обоих.

Далее представив полную биографическую картину судеб
Н.В. Гоголя и М.А. Булгакова, мы позволили себе предположить, что зеркальность художественно-стилевой манеры писателей происходит вследствие того, что Н.В.Гоголь был сознательно выбран М.А.Булгаковым как образец для творческого подражания. Не ограничиваясь только биографическими данными, для подтверждения данной гипотезы мы обратились к сопоставительному анализу творчества писателей, к отысканию гоголевских традиций в произведениях
М.А.Булгакова. И здесь мы пришли к выводу, что М.А.Булгаков действительно является продолжателем традиций Н.В.Гоголя в литературном творчестве. Нами были обнаружены заимствования на уровне сюжетов, образов, системы персонажей, языка, определены близкие обоим писателям черты и особенности пафоса и поэтики.

Но мы ни в коей мере не утверждаем, что интертекстуальность произведений М.А.Булгакова ограничивается лишь гоголевским творчеством.
Были еще тысячи и тысячи книг, прочитанных Булгаковым и преобразованных его гением в романах и пьесах, рассказах и фельетонах. И не следует забывать, что преломление чужих литературных образов часто помогает понять взгляды самого писателя.

Одна из основных целей нашей работы была представить проблему неполноты в литературоведческой науке психологических исследований и обоснований некоторых фактов психологии писателей и психологии их творчества.

В качестве доказательства актуальности подобного подхода изучения биографий и творчества писателей приведем высказывание именитого психолога по этому вопросу - К.Г. Юнга:

"Без особых доказательств очевидно, что психология - в своем качестве науки о душевных процессах - может быть поставлена в связь с литературоведением. Ведь материнское лоно всех наук, как и любого произведения искусства - душа. Поэтому наука о душе, казалось бы, должна быть в состоянии описать и объяснить в их соотнесенности два предмета: психологическую структуру произведения искусства, с одной стороны, и психологические предпосылки художественно-продуктивного индивида. В первом случае объектом психологического анализа и истолкования служит конкретное произведение искусства, во втором же - творчески одаренный человек в форме своей неповторимой индивидуальности". [66,103]

Далее Юнг К.Г. категорично высказывает свое мнение: "Личная психология творца объясняет, конечно, многое в его произведении, но только не само это произведение. Если же она могла бы объяснить это последнее, то его якобы творческие черты разоблачили бы себя как простой симптом, что не принесло бы произведению ни выгод, ни чести.

...Все психологические процессы, протекающие в процессах сознания, еще могут оказаться каузально объяснимыми; но творческое начало, коренящееся в необозримости бессознательного, вечно будет оставаться закрытым для человеческого познания. Оно всегда будет поддаваться лишь описанию в своих внешних проявлениях, угадывающееся, но неуловимое. Искусствоведение и психология будут зависеть друг от друга, и принцип одной из этих наук не сможет упразднить принцип другой. Принцип психологии - представить данный психологический материал как нечто выводимое из каузальных предпосылок; принцип искусствоведения - рассматривать психическое как непосредственно существующее, идет ли дело о произведении или творчестве. Оба принципа сохраняют силу, несмотря на свою относительность". [66,103-104]

Мнение К.Юнга и других знаменитых психологов, к чьим исследованиям мы обращались в начале работы, показывает их глубокий интерес к вопросу психологии творчества. Литературоведам, в свою очередь, остается добавить свои знания, свой опыт и обогатить данную область научных знаний своими исследованиями и выводами.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1 Акимов В.М. Свет художника или М. Булгаков против

Дьяволиады. - М., 1988. - 176с.

2. Ананьев Б.Г. Задачи психологии искусства// Сб. Художественное творчество. – Л., 1982. –С. 236-242.

3. Антология сатиры и юмора России ХХ века. Михаил Булгаков. Том 10. –

М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2000. – 736 с.

4. Арнаудов М. Психология литературного творчества. М., 70г.

5. Арнхейм Р. Новые очерки по психологии искусства. М., 1994. – 295с.

6. Айзенк Г.Ю. Интеллект: новый взгляд // Вопросы психологии. 1995. №1.

С. 111-131.

7. Баженов. Болезнь и смерть Гоголя// Русская мысль, февр. 1902г.

8. Белозерская-Булгакова Л.Е. Воспоминания. - М.: Худож. Лит.,

1990. - 224с.

9. Бердяев Н.А. Мир творчества. «Смысл творчества» и переживание творческого экстаза // Самопознание. – М.: Книга, 1991. – С. 207-224.
10. Боборыкин В.Г. Михаил Булгаков. - М.: Просвещение, 1991. -206с.
11. Булгаков М.А. Бег. - М.: Сов. Писатель, 1991. – 115с.
12. Булгаков М.А. Белая гвардия. – Минск, 1988. – 270с.
13. Булгаков М.А. Дьяволиада. - М.: ДЭМ, 1991. - 272с.
14. Булгаков М.А. Заколдованное место. – М.: Эксмо-пресс, 2000.
15. Булгаков М.А. Записки на манжетах. – М.: Эксмо-пресс, 2000. - 38с.
16. Булгаков М.А. Записки покойника. – М.: Эксмо-пресс, 2000. – 154с.

17 Булгаков М.А. Зойкина квартира. - М.: Сов. Писатель, 1991. - 134с.

18 Булгаков М.А. Иван Васильевич. - М.: Сов. Писатель, 1991. – 60с.

19 Булгаков М.А. Избранное. - М.: Худож. Лит., 1988. - 480с.

20 Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. - М.: Худож. Лит., 1990. - 380с.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: сочинение почему, культурология шпаргалки, доклад на тему физика.





Предыдущая страница реферата | 15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25 | Следующая страница реферата