Огонь и свет

Огонь - настолько давний и очевидный враг построек, что об этом не стоило бы и говорить, если бы не одно обстоятельство. К концу XVI в., устав от разрушительных пожаров и ужаснувшись размерам убытков, которые вызывались ими, государи одной страны за другой принимали законы, запрещавшие строить из дерева совсем, во всяком случае в крупнейших столичных городах. При введении правил застройки Санкт-Петербурга Петр I издал соответствующее распоряжение, во многом отталкиваясь от опыта Лондона, выгоревшего почти полностью в 1666 году.

С тех пор в мире принято множество законов, регламентирующих строительство в части противопожарных предосторожностей, но... в крупнейших городах в сутки происходит несколько десятков пожаров.

Правда, как правило (исключением остаются все еще не отошедшие в историю военные действия, вспыхивающие то тут, то там) выгорает содержимое одной постройки -негорючие, стойкие ограждающие конструкции препятствуют перебрасыванию огня на соседние сооружения, да и пожарные стремятся этого не допустить. Не так было в эпоху деревянной по преимуществу застройки, и ... ужасаясь жертвам и утратам, архитекторы втайне ликовали - еще бы, всякий масштабный пожар обещал новое строительство и новые заказы; городские власти всегда спешили воспользоваться новой ситуацией, чтобы на пепелище произвести давно требовавшуюся реконструкцию кварталов и целых улиц.

Когда артистического императора Нерона обвиняли в том, что он приказал поджечь Рим, потому что его взор оскорблял убогий вид тогдашней столицы мира, в этом скорее всего сказалась ненависть к императору и патрициев, и столичного простонародья. Тем не менее предпринятая Нероном очень масштабная реконструкция Рима без этого страшного пожара действительно была бы неосуществима. Расчистка территории к югу от Кремля при Иване III оказалась возможна только после пожара, уничтожившего располагавшуюся там плотную застройку при набеге хана Тохтамыша. Еще дымились уголья на пожарище 1666 г. в Лондоне, когда сразу несколько архитекторов, включая знаменитого в дальнейшем строителя собора Св. Павла Кристофера Рена, поспешили представить свои проекты реконструкции городского центра. "Пожар способствовал ей много к украшенью", - эту оценку, вложенную А. С. Грибоедовым в уста своего полковника Скалозуба, готовы были признать вполне справедливой и гости, и жители Москвы, отстроившейся после пожара 1812г. Отстройка Чикаго после грандиозного пожара 1870 г. привела к возникновению Чикагской школы архитектуры - влиятельного направления в архитектуре конца XIX в.

И все же огонь - всегда враг для дела рук архитектора и строителя. Он всегда был опасен, даже когда он выглядел таким смирным и привлекательным за вьюшкой печи или в жерле камина, за стеклом лампады, газовой или керосиновой лампы. Освоив электричество, люди несколько расслабились, но строитель всегда помнит, какую опасность таит в себе риск короткого замыкания в старой или плохо смонтированной электропроводке. Если он вдруг об этом забудет, ему напомнит пожарный инспектор, без согласования с которым в цивилизованной стране не может начаться ни одна стройка.

Только тот вид небесного огня, что извечно доходит до земли в виде солнечных лучей, изначально и без всяких оговорок был для архитектуры партнером - дружелюбным в средних широтах, желанным в северных, утомительным в южных, угнетающим в тропических, но всегда партнером, без оглядки на которого не принималось ни одно грамотное архитектурное решение.

С того безмерно далекого времени, когда люди приручили огонь и стали воспринимать мир при свете костра, отсветах очага, или в игре бликов и теней, которые создают смоляные факелы в пещерах, мы имеем дело с двумя видами света. Солнечный свет в тысячи раз сильнее даже очень яркого искусственного, однако удивительная способность глаза перестраиваться на темноту, так что даже слабое пятнышко света кажется ярким на фоне мрака, практически приравнял оба воплощения световой энергии. Яркий дневной свет позволяет различать мельчайшие детали, зато он сглаживает все поверхности за счет множества сильных отражений солнечного луча - рефлексов, ощутимых даже в глубокой тени. Слабый искусственный свет заставляет остро проступить любую неровность, любую шероховатость материала, так что именно он приучил художника, скульптора, архитектора к работе разными фактурами - дерева, камня, штукатурки, ткани, бумаги, вообще всего, что использовалось и продолжает использоваться в создании обжитого пространства. Так, в полдень выбеленная стена комнаты кажется идеально ровной, но стоит на нее упасть боковому вечернему свету, и немедленно проступят все до единой неровности, как бы незначительны они ни были.

В очень подвижном мире света и тени, образуемых сменами характера дневного освещения и относительного постоянства освещения искусственного, изменения которого суть эффект сознательных, режиссерских действий человека, развертывается история зодчества. Управляя искусственным светом и создавая дневному свету такие условия, что можно говорить об управлении и им тоже в той части, что касается восприятия, человек выявил в себе архитектора-режиссера сразу же, как только начал строить. В самом деле, сооружая первый нам известный поселок Чатал-Хюйюк VII тыс. до н.э. у подножия грозного вулкана, безмолвствующего тысячи лет, люди не ограничились тем, что прилепили одно к другому жилища, свет в которые поступал через небольшие окна в общей для всех стене.

Рядом с жилыми комнатами они устроили святилища, под полом которых хоронили своих близких - в этих покоях не было окон, но, в отличие от жилых помещений, они были украшены сложными скульптурными стелами, вылепленными из глины с вставленными рядами коровьих рогов. Мало того, в состав штукатурки втирали минеральный пигмент, так что некоторые стены или их части цветные, а в паре мест археологи наткнулись на использование вмешанной в штукатурку молотой слюды - ее отблеск при свете факелов или простейших коптилок следует счесть первым примером драматургии зрительного образа, формируемого с учетом особенностей искусственного света.

Воздвигая первый из сегодня известных храм в Иерихоне (VIII тыс. до н. э., или за пять тысячелетий до египетских пирамид), его неведомые создатели сразу же использовали эффект постепенного, ступенчатого перехода от яркого света снаружи в портик, затененный боковыми стенами и кровлей. Из него - в весьма удлиненное помещение, свет в которое поступал только через единственные двери, выводящие в портик, и, наконец, - в широкий зал, кровлю которого поддерживала пара столбов. Там уже точно царил глубокий мрак, следовательно, непонятные, неведомые нам обряды явно совершались при искусственном освещении.

Поклонение солнцу было если не первой, то уж точно второй всеобщей религией - неудивительно, что храмы, посвященные дающему жизнь светилу, разыгрывали тему света и тьмы весьма сходным образом. От Ирландии до Индии основной сценарий один и тот же. В самом деле, в длинных галереях, накрытых сплошным настилом из неровных каменных плит и засыпанных сверху землей, каких десятки в Ирландии и Англии, целый год царил мрак, так что сложные спиральные узоры на стенах можно было видеть лишь при свете факелов. Однако раз в год, во время рассвета в день летнего солнцестояния, на несколько минут солнечный луч пробивает галерею насквозь и падает на орнамент поперечно поставленной плиты Точно так же в искусственной пещере храма Рамзеса II в египетском Абу-Симбеле2 в день солнцестояния, солнечный луч пробивал все 70 м галереи, чтобы ударить в лицо статуе фараона, во все прочие дни погруженной во мрак. Сходным образом были спланированы пещерные храмы Индии. Вершины шумерских, египетских или американских пирамид не только круто возвышались над землей как рукотворные горы - на них падал первый луч рассветного солнца, когда внизу, у подножия еще простирался мрак, и они последними угасали в короткие южные сумерки, когда у их подошвы уже царствовала ночь.

Египтяне первыми воспроизвели в камне плетеные решетки, подняв их высоко над темными залами храмов и заставив свет многократно отражаться и дробиться наверху, чтобы внизу царил легкий полумрак. Полумрак внизу торжественно и благодатно контрастировал с лютым наружным зноем и ослепительным светом. Греки пошли дальше. Они словно обернули колоннадой портика почти темное внутри святилище, где различить черты статуи бога без факела было бы почти невозможно. Этот прием позволил выиграть максимально: вместо тяжелой и глухой стены святилища (о стене без окон мы часто говорим: слепая) снаружи виден лишь ряд сияющих белоснежных колонн, округлость которых подчеркнута неглубокими вертикальными ложбинками, а за колоннами - пронизанная отраженным светом тень портика, обходящего святилище кругом.

В целом римляне не были склонны к изыскам светотени, обходясь сугубо разумной организацией обжитого пространства. Глухие, лишь наколотые небольшими окнами поверху стены их вилл скрывали от взора снаружи сердце дома - центральный двор, окруженный затененными портиками, куда выходили широкие двери комнат. Света оказывалось в целом достаточно. Над овалом стен огромного Колизея растягивали на канатах обширный тент, защищавший зрителей гладиаторских сражений от жаркого солнца. Однако, когда император Адриан, поклонник греческой культуры, замыслил возвести Пантеон - храм всех богов - на месте прежнего скромного святилища, придуманный им световой сценарий был неожидан и нов. Огромный купол завершается окулюсом (оком) - круглым отверстием диаметром девять метров, через которое солнечный свет снопом падает вниз, а затем, отразившись от мраморного пола, высвечивает все кругом ровным и мягким светом. Это решение было столь просто и столь совершенно, что задало образец на века вперед, так что именно римскому Пантеону подражали архитекторы многочисленных купольных церквей и залов собраний, возводимых вплоть до нашего времени.

Зодчие средневекового Ближнего Востока внесли свою лепту в общий свод сценариев работы с солнечными лучами. В тесных восточных городах земля была дорога, и никто, кроме знати и самых богатых купцов, не мог себе позволить столь обширных внутренних дворов, каких было много в Римской империи. Зато там изобрели гениальный "кондиционер". Это айван - толстая, довольно высокая стенка, поднимающаяся в торце внутреннего дворика и на первый взгляд совершенно бесполезная. На самом деле айван, отражая вниз лучи низкого солнца, замечательно высвечивает внутренний дворик зимой и, главное, сильно нагреваясь летом, образует вдоль своей поверхности слабое, но уверенное движение воздуха вверх. За счет этого внутренний дворик и выходящие в него помещения проветриваются и несколько охлаждаются. Там же, в странах арабского мира, непрозрачная издали деревянная или резная каменная решетка стала идеальным вариантом ограждения, впускающего внутрь помещений только рассеянный свет. В странах Дальнего Востока, где влажных, туманных и дождливых дней много, а строили в основном из легких материалов, включая даже рисовую бумагу, натянутую на деревянную рамку, не случайно возник театр теней. Недаром одна из наиболее поэтичных книг, посвященных японскому дому, так и называется: "Похвала тени".

Когда христианство стало всемирной религией, евангельские слова о Христе как Свете Мира вдохновили цепь поколений зодчих на создание все более совершенных световых сценариев. В Византии сложился совершенно новый тип пространства храма, как если бы римский Пантеон оказался в чуть уменьшенном виде поднят высоко вверх, на сложной системе столбов и полукуполов. Правда в куполе не было окулюса, зато вдоль всего его основания возникла световая корона из сплошного ряда окон, а внутренняя поверхность купола была покрыта золотой мозаикой. Из Византии это замечательное световое зрелище было перевезено на Русь и в Венецию. В Западной Европе поначалу скромные приходские церкви были малы и тесны внутри, но при начале строительства кафедральных соборов перекрытия длинных залов храмов поднимали все выше, высвечивая их рядами обширных окон под самым верхом боковых стен, так что эффект низвергающегося вниз света становился все более сильным. Тем более сильным, что в самом низу этот поток ослабевал настолько, что там царит полумрак, замечательно оттеняющий огоньки свечей, а уже свет от сотен свечей придает особое очарование скульптуре. Когда же на смену церкви суровой, воинствующей пришла церковь торжествующая, в эпоху, которую позднее пренебрежительно называли готической, то есть варварской, а в действительности в период чрезвычайно утонченной художественной культуры, работа со светом приобрела новое, неожиданное направление. Окна стали теперь заполнять цветными стеклянными витражами, закрепленными в столь тонко, изощренно резаных каменных "рамах", что те и снаружи и изнутри кажутся кружевными.

Витражи в достаточном количестве, чтобы дать впечатление от их эффекта, мало где сохранились, но к счастью есть такие соборы, как Шартрский, в часе езды от Парижа, в его окнах уцелели дивные многофигурные витражи и XIII и XIV вв., а реставраторы год за годом по сей день собирают недостающие фрагменты. Снаружи огромная, резная глыба собора выглядит замечательно и на солнце, и в пасмурную погоду, но витражи можно смотреть только при солнце, лучше всего - при зимнем солнце, когда низко направленные лучи, преломляясь в цветных стеклах, образуют единственное в своем роде окрашенное сияние. При этом обилие синих и темно-красных стекол приводит к тому, что в храме темновато, и все, что в уровне пола, было бы совсем темным, когда бы не свечи перед иконами и перед алтарем. Зато весь воздух внутри (а храм так велик, что залетающие туда птицы кажутся крупными точками под его сводами) являет собой подлинное чудо мягко окрашенного слабого света. С эпохи Возрождения в архитектуре, скульптуре и живописи на множество способов сочетаются и римский, и византийские образцы работы со светом.

С XIX в. к палитре зодчего добавились и готические, и древние южные, и различные восточные образцы, так что любое примечательное сооружение всегда имеет в основе своего построения не только простое назначение, не только конструктивную схему, но и сценарий работы со светом. Когда орден иезуитов возводил в Европе сотни новых церквей, обильно декорированных внутри золоченой скульптурой, архитекторы должны были озаботиться тем, чтобы освещенность храма была ровно такой силы, чтобы золото отсвечивало во мраке таинственно и роскошно. В полном смысле слова блестящим было решение огромной галереи Версальского дворца для Людовика XV. Огромные окна, доходящие до самого мраморного пола, открывающиеся на террасу и парк внизу, заливают галерею светом, тогда как на противоположной стене ряду окон отвечает ряд таких же огромных зеркал, в которых отражается и ряд окон, и небо за ними. Оставалось расставить вдоль окон золоченые канделябры в два человеческих роста, чтобы они в свою очередь отразились в зеркалах, создавая пиршество света и днем, и вечером.

В наши дни световой сценарий нередко сложен и прихотлив, как, например, в случае Гонконгского банка, законченного Норманом Фостером за несколько лет до передачи бывшей британской колонии Китаю. Фостер, о котором у нас еще будет необходимость порассуждать, возвел небоскреб, использовав в принципе стандартный прием. Впустить солнечный свет в самое ядро здания несложно, когда это отель Embassy Suits с его восемью этажами. Это сложнее, но все же возможно, когда это офис в пятнадцать этажей, как здание "Ллойдз" в лондонском Сити, построенное Ричардом Роджерсом. Но как высветить солнцем двор-колодец на высоту сорок этажей?

Традиционными средствами такая задача не решается, но Фостер, ставший в 80-е годы признанным лидером движения "хай-тек", как раз и стремился к нетрадиционным способам. В Гонконге перед фасадом банка укреплен большой "козырек", верхняя часть которого набрана из полированных титановых пластин, которые поворачиваются с помощью сложной электронной системы так, чтобы, следя за солнцем, постоянно отбрасывать луч света вверх - сквозь множество этажей.

Немало примеров, когда и в наши дни архитектор использует хотя и современные источники света, но вполне традиционным образом. Так, сияющий снаружи сплошной позолотой купол Большой мечети в старой части Иерусалима внутри оказался бы совершенно темным, когда бы не специально направленный мягкий свет, падающий на выступ скалы в центре мечети (тот камень, с которого, как гласит традиция ислама, Магомет был вознесен на небо). Ночная подсветка архитектуры превратилась к нашему времени в совершенно самостоятельную область дизайна. Дело в том, что вполне примитивные слепящие прожекторы стало возможно заменить светильниками, дающими на фасада зданий "лижущий" свет, что позволяет видеть знакомые сооружения совершенно необычным образом и создает ощущение праздника.

Начиная с 70-х годов, архитекторы-декораторы увлеклись своего рода новым иллюзионизмом. Поначалу они скромно довольствовались проецированием цветных диапозитивов на стены, потолки и своды интерьеров, разыгрывая в не слишком дорогой квартире феерию из знаменитых фресок или витражей. Позднее в ход пошли и новые жидкокристаллические экраны, изображения на которых задаются компьютерной программой, или облицовочные плитки фасадов, цвет которых меняется в зависимости от угла и интенсивности солнечных лучей. Возможно, разумеется, что именно в этом направлении, давно уже предсказанном в фантастических романах Рэя Бредбери или Станислава Лема, станет развиваться архитектура XXI в.

Однако это сомнительно - за исключением выставочных павильонов, дискотек и прочих центров развлечений. Людям довольно быстро приедаются игрушки такого рода, так что в собственном доме они предпочитают более спокойную обстановку, а она создается все же преимущественно теми же архитектурными приемами, что и многие тысячи лет назад.

В самом деле, с незапамятных времен кабинеты, мастерские да прочие помещения для работы стараются расположить так, чтобы их окна смотрели на север, чтобы прямые солнечные лучи не слепили и чтобы предмет занятий - от вышивки до компьютера - ровно освещался небом. На жарком Юге в южной стене вообще старались не пробивать окон. На Севере напротив - окна в южной стене обеспечивают не только свет в зимние месяцы, но еще и прогревают помещение с осени до весны, тогда как летом, когда солнце стоит выше, его лучи легко отсечь от проникновения внутрь с помощью навесов и даже карнизов над окнами. В зависимости от того, как развернут фронт домов вдоль улицы на географической широте места, можно добиться того, чтобы в спальни врывался только утренний солнечный свет, чтобы на веранде дома можно было наслаждаться зрелищем заката... Знание о правилах ориентации, накапливавшееся тысячи лет, сохраняет все свое значение и в наши дни, хотя сегодня конечно же легче "выправлять" ошибки за счет более умелого использования искусственного света.