Умея многое, мы редко отдаем себе отчет в том, что это означает
— уметь. Умея бегать или ездить на велосипеде, мы отнюдь не
пытаемся выстроить в сознании сложнейшие взаимодействия своих
мускулов и нервных окончаний, дыхания и чувства поддержания
равновесия, которые для этого совершенно необходимы. Умея
вычислить, к примеру, длину окружности или площадь сектора
круга, мы нимало не задумываемся над таинством его «квадратуры»
и совершенно не заботимся о том, что с абсолютной точностью
вычислить его площадь невозможно. Умелый стрелок не размышляет
по поводу сложного сочетания мышечных усилий и дисциплины
дыхания, необходимых для уверенного поражения цели. Умелый
автомобилист действует верно, отнюдь не подвергая логическому
анализу мгновенно изменившуюся дорожную ситуацию... Все это
тривиально, пока мы говорим об умении как факте биографии
каждого человека, но банальность исчезает, если в центре нашего
интереса оказывается особая «биография» деятельности. В ней
умение исторично.
Отработкой умения рисовать и чертить начинается студенческая
жизнь архитектора, но ею же открывается начало профессии.
Начало профессионализма особенно важно для нас потому, что
в его развитых стадиях умение становится таким естественным,
что отделить его от прочих компонентов деятельности, скажем,
от знания чрезвычайно трудно. Начала же архитектуры сообщают
нам со всей определенностью одно: древние строители умели
решать задачи, очень разные задачи.
Мы, конечно, ничего не знаем в точности об умениях, которыми
располагали пионеры архитектуры. Пытаясь реконструировать
давнее умение, мы не в состоянии освободиться вполне от навыков
сегодняшнего мышления, и непроизвольно приписываем их тем,
у кого ход мысли строился непременно иначе. Запрета на попытки
реконструкции знания, разумеется, нет, и этим увлекательным
делом заняты историки науки, однако со всей надежностью нам
даны только факты, и если нечто было построено, ясно одно:
это умели строить!
К счастью, нам все же помогает огромный консерватизм, исходно
свойственный искусству строить, устойчивость базисных элементов
архитектуры. Конечно, до некоторой степени пригождается опыт
антропологов, изучавших приемы строительства в странах, еще
мало затронутых цивилизацией. Но только до некоторой степени,
потому что таких стран оставалось мало уже к концу XIX в.
Весьма способствует еще и то, что необходимость реконструировать
или хотя бы консервировать древние постройки, чтобы уберечь
их от полного разрушения, заставляет архитектора-реставратора
как можно точнее воссоздавать в воображении приемы их создания.
И все же по поводу разных умений не утихают споры, и даже
эксперимент помогает не всегда, ведь все те же современные
люди занимаются, к примеру, опытами с обработкой камня без
использования металлических орудий. Умение — это все, по поводу
чего можно сказать: делай так! И не только сказать, но и показать,
как именно надо нечто делать.
Умение — это совокупность приемов, приводящих к успеху при
соблюдении правильной последовательности действий.
Это такая совокупность действий, по поводу которой обычно
даже не задаются вопросом: почему, собственно, если делать
одним способом, получится нужный результат, а если делать
иначе - не получится?
Пока мы имеем дело с умением, вопрос «почему» незаконен,
так как причинность задана мастеру извне, традицией или заказом.
Этот вопрос уместен в более поздние времена, а здесь, в самом
начале, его место занимают совсем иные вопросы: «как» и «в
какой последовательности». |