|
Жилому небоскребу предшествовали т. н. поезда - длинные восьмиэтажные дома, раздвинутые ровно настолько, чтобы впустить в окна топику дневного света. В этих домах жили не только рабочие, создавшие первоначальную финансовую мощь Нью-Йорка, но и герои рассказов О'Генри. Плотность населения южной части Манхэттена к концу XIX в. была почти такой, какова она сегодня в Сингапуре или Гонконге. Через кварталы "поездов" прокатились последовательно все волны эмигрантов из Европы.
|
|
По мере того как грех-четырехэтажные дома, все комнаты которых сдавались в найм, уступали место домам в шесть, восемь, десять этажей, тогда как пятиэтажные офисы замещались один за другим небоскребами, плотность активности на милю южной части Манхэттена превзошла все мыслимые пределы. Чтобы гигантский город не пал жертвой эпидемий, его "отцам" пришлось преодолеть сопротивление домовладельцев и ввести строгие ограничения плотности.
|
|
Центральный парк Нью-Йорка - старейший памятник средней части Манхэггена. Все небоскребы, окружающие парк, гораздо моложе, чем его лужайки, водоемы и прогулочные дороги.
|
|
Взлет в небеса чикагских и нью-йоркских небоскребов порожден не только ценой земли и высотой арендной платы, но также и яростной конкуренцией корпораций, каждая из которых во что бы то ни стало жаждала поднять "голову" выше конкурентов. То Чикаго, то Нью-Йорк записывали в свой актив самое высокое здание в мире. В самом конце XX в. в это глуповатое состязание вовсю включились страны Азии. В Гонконге, в Токио, в Куала-Лумпуре небоскребы поднялись выше, чем в американских городах. В целом же строить выше, чем на сорок этажей, оказывается в экономическом смысле нецелесообразно, так как непомерно возрастают расходы на содержание всех технических систем (насосные станции, лифтовое хозяйство, кондиционирование).
|
|
Первым американским изобретением, вызвавшим волну подражания в Европе, была тюрьма - с галереями, освещенными верхним светом, в полном подобии парижским базарам. Джон Хэвиленд уже в 1825 г. развил эту схему, соединив ряд таких многоэтажных галерей, словно спицы колеса, сведя их к центральному залу с лестницей, откуда теперь легко было контролировать одновременно все коридоры и все двери камер.
Вторым американским изобретением был большой отель с высокой степенью комфорта -любопытно, что достаточно долго такие отели использовались как круглогодичное место проживания целых семей. Гостиница Барнама в Балтиморе (1826 г.) насчитывала уже 200 номеров, Астор Хауз в Нью-Йорке (1836 г.) -309 (и еще 17 ванных комнат), Сент-Чарльз в Новом Орлеане (1837 г.) - 600. Для сравнения укажем, что крупнейшая в Европе гостиница -английский Куинз Отель (1838 г.) - имела сотню с небольшим комнат. Крупнейшие отели отработали чрезвычайно удобную схему внутреннего двора, куда могли заезжать экипажи, и многоярусных галерей, обращенных в этот двор, откуда уже были устроены входы в номера и апартаменты. Поскольку внутренний двор был перекрыт остекленной кровлей, или даже куполом, внутри было достаточно света, а галерейная схема обеспечивала наиболее надежную защиту от воришек.
Париж первым адаптировал у себя американский опыт. Теофиль Готье (среди прочего, автор одного из наиболее любопытных описаний путешествия в Россию) отмечал в 1860 г., что Париж начинает напоминать Филадельфию, а Эдмон Гонкур уже в 1870 г. жаловался на "американизацию" Парижа, в котором сами парижане чувствовали себя потерянными среди прямых улиц.
Напротив, американцы все еще ощущали себя культурной провинцией и взапуски перенимали новейший европейский опыт -английский тип виллы и английский тип пригорода в первую очередь. Тем не менее с середины века усилилось и французское влияние, так что в центрах городов строилось все больше многоквартирных домов на парижский манер. Широко распространился английский тип городского парка, но его соединили с французским типом бульвара.
При этом, хотя только в 1867 г. в Нью-Йорке было запрещено держать свиней, а в Чикаго это сделали только после Великого пожара, энергетика взрывного роста городов XIX в. сказывалась в США особенно сильно. Если в 1870 г. в Чикаго было 300000 жителей, то двадцатью годами позже — 1200000. Когда в 1825 г. завершили строительство канала Эри, Нью-Йорк оказался связан водным путем с Великими озерами, пушниной Севера и мясным производством Северо-Запада, что предопределило первенство Нью-Йорка и Чикаго. Старые города атлантического побережья были обречены на отставание.
Нью-Йорк вырастал на скалистом острове, тогда как Чикаго - на глинистом берегу озера Мичиган, едва приподнятом над водой, так что город захлебывался в грязи, пока в 1857 г. городской совет не решился на чрезвычайную меру. Весь город решили приподнять на полтора метра, что было не так сложно, поскольку деревянные срубы домов без особого труда поднимали на новый уровень тротуаров с помощью домкратов. Сложнее было поднять немногочисленные кирпичные здания, вроде пятиэтажного отеля Бриггз, однако и его подняли тем же способом, не прекращая его нормальную жизнь. В 1852 г. Чикаго был связан с Нью-Йорком железнодорожной линией, a четыре года спустя - уже десятью линиями со всем Средним Западом, что было весьма ко времени, так как петля реки, служившая портом, была перегружена сверх всякой меры, и разводные мосты приходилось поднимать каждые десять минут.
Торговля по почте начала развиваться в США уже в середине века, и к 1876 г. чикагская фирма Монтгомери Уорд издавала каталог с 3899 позициями, так никогда и не обзаведясь собственным магазином. Однако рядом возникли универмаги, обособившиеся от оптовой торговли и вынесенные в отдельные многоэтажные сооружения парижского образца. И все же основу чикагского силуэта образовали элеваторы и склады, тогда как при дешевизне земли фабрики здесь предпочитали строить одноэтажными, так что второго Манчестера не получилось.
Нью-Йорк развивался иначе, поскольку на Манхэттене не было места для больших промышленных или складских зон, и хотя сюда проложили железнодорожную линию под Гудзоном (только в 1910 г.), она навсегда осталась только пассажирской. Сюда в первую очередь докатывались волны эмигрантов из Европы, и каждая волна означала приток новой рабочей силы, готовой на минимальную плату. Вследствие этого в Нью-Йорке сложился крупнейший в мире сверхрайон швейной промышленности, удобно размещавшейся в многоэтажных зданиях (крупносерийное производство), но с не меньшим успехом - в виде семейного "бизнеса" - на дому. Неудиви-тельно, что концу XIX в. в Нью-Йорке были самые густонаселенные, самые тяжелые для жизни городские кварталы в мире. Имми-гранты вселялись сначала в когда-то респек-табельные дома Нижнего Манхэттена, обита-тели которых успели перебраться далее к северу, где были незастроенные участки.
Старое слово tenements, первоначально означавшее доходный дом, населенный тремя или более семьями, стало теперь означать обиталище рабочего класса - наполовину трущобу или вполне трущобу и до сих пор сохраняет отчетливо негативный оттенок в американской версии английского языка. Первые дома такого типа начали специально строить в середине века из лучших побуждений, "чтобы способствовать извлечению бедняков из чудовищных развалин, в которых они обитают", - так публично гласила программа строительства.
Это были т. н. "поезда", уходившие от улицы на всю глубину квартала и разделенные на маленькие двухкомнатные квартиры, свет в которые поступал из узкой щели между соседними "поездами". Идея прокладки водопровода и тем более канализации была чужда застройщикам, так что "поезда" чрезвычайно быстро превратились в подлинные трущобы.
Позже стали возводить другие дома, оказавшиеся еще хуже, так как в них спальни обычно не имели ни окон, ни вентиляции. Только в 1879 г. был принят закон о запрете дальнейшего строительства этих "экономных" жилищ, установивший, наконец, предельную плотность застройки участка. После конкурса на рабочее жилье начали строить дома с внутренними световыми шахтами, ограничив их высоту восемью этажами (с 1901 г. сократили до шести этажей), и таких домов было возведено несколько тысяч за сорок лет. К 1900 г. на Манхэттене насчитывалось 47200 подобных зданий, и в них обитали полтора миллиона человек из двухмиллионного населения острова. Как докладывала комиссия Департамента наемного жилья, обследовавшая рабочие кварталы в летнее время, "в маленьких комнатах, выходящих на световую шахту, настолько недостает воздуха, что часто вытаскивают матрасы на пол общей комнаты, и все семейство спит в одной комнате. Летом в этих комнатах так жарко и душно, что значительная часть населения дома спит на крыше, на тротуарах или на площадках наружных пожарных лестниц".
При взгляде на эти дома снаружи, а их сохранилось немало (давно перестроенных внутри), трудно догадаться о неприглядности условий существования внутри. Дело в том, что это по большей части красивые здания, солидно построенные из хорошего кирпича, с орнаментальными вставками, нередко с множеством декоративных отливок из чугуна, а наружные пожарные лестницы выполнены отнюдь не без художественного вкуса.
Поскольку без нужды находиться в переполненных комнатах не было оснований, жизнь рабочих кварталов выплескивалась на улицы, а пожарные лестницы служили не только для развески белья, но также как своего рода гостиные под открытым небом.
Респектабельные обитатели Манхэттена населяли длинную полосу земли по оси острова, так как обе береговые линии носили отчетливо промышленный характер. По мере того как новые дома ставили все дальше к северу, за ними двигалась и торговля.
Наиболее состоятельные нью-йоркцы продвигались вдоль Пятой Авеню, берущей начало от Вашингтон Скуэр, где расположен университет, воздвигнута триумфальная арка и устроен фонтан, что делало эту самую большую и озелененную площадь города наиболее привлекательным общественным местом. Продвижение к северу хорошо видно через череду перемещений богатейшего семейства Асторов. С 1800 по 1830 г. Асторы обитали на Нижнем Бродвее, в 1840-е годы - на Лафайет Плейс, в 1880-е - на Пятой Авеню при ее пересечении с 34-й Стрит, а в 1890-е - на ней же, но теперь у 84-й Стрит, напротив Центрального парка.
Именно Центральный парк, блистательно спроектированный Фрэнком Ольмстедом и Кальвертом Во в 1856 г. ландшафт, размерами 1 х 5 км, с его водоемами, прогулочными дорогами, мостами, естественными выходами гранита и быстро росшими деревьями, стал магнитом, притягивавшим к себе наиболее состоятельных горожан. Прогулка в экипажах вдоль восточной границы парка, обращенной к Пятой Авеню, стала столь же обязательной, как проезд по Большим бульварам в Париже, вдоль Риджент Стрит в Лондоне или вдоль Невского проспекта в Петербурге. С западной стороны Центрального парка начался новый этап застройки. Если по Пятой авеню выстраивались роскошные особняки, то западная часть, между парком и Гудзоном была определена под масштабное коммерческое развитие. Проложенная с учетом рельефа широкая дорога Риверсайд Драйв, равно как и продолжение Бродвея, тогда именовавшееся Бульваром Бродвей, приятно нарушают монотонность уличной сетки, и здесь началось возведение многоквартирных домов на французский манер.
Чтобы эти дома не путали с tenements, в объявлениях их именовали "французскими квартирами".
Чикаго всегда стремился и подражать Нью-Йорку, и лелеять свое отличие от него. Здесь тоже строили многоквартирные дома в районе "Петли", образованной рекой в центре, но в целом в Чикаго, где было достаточно свободной земли, в гораздо большем количестве строились особняки. Между 1869 и 1873 г. здесь создали свою систему бульваров и парков, закольцованную так, что при желании весь центральный Чикаго можно обойти по бульварам, шириной от 200 до 400 футов, ни разу не сходя на мостовую. Северная часть -Лейк Шор Драйв, протянутая вдоль берега озера, стала аналогом Пятой авеню Нью-Йорка, и здесь до настоящего времени сохранилось множество первоклассных домов столетней давности.
Значительное число чикагцев населило пригороды, соединенные с центром города железнодорожными линиями, но даже рабочий люд селился здесь значительно лучше, чем в Нью-Йорке, - в отдельно стоящих зданиях, хотя со временем число обитателей умножалось, в доме на семью жили и два, и три семейства, так что реальная плотность возрастала и здесь чрезмерно. Достоинством чикагских рабочих районов было то, что торговля и скромные развлечения были изначально распределены здесь непосредственно по жилым кварталам.
До 1880 г. силуэт Чикаго и Нью-Йорка разнообразили лишь шпили церквей да элеваторы. Но уже строительный словарь 1891 г. впервые включил слово "небоскреб". За сорок лет до того, в 1854 г. инженер Элиша Отис продемонстрировал на промышленной выставке надежность новой системы лифта, собственноручно обрезав кабель, к которому крепилась кабина - система аварийного торможения сработала! Этим была создана главная предпосылка к росту зданий ввысь.
Вторая была сформирована к 1884 г., когда другой инженер, Уильям Дженни, разработал конструкцию из стальных рам, позволявшую собирать каркас почти неограниченной высоты. Третьей предпосылкой - во всяком случае, в Нью-Йорке - стала дороговизна земли. Но самой главной из предпосылок для строительства высотных зданий стало бурное размножение контор, а с ними и конторских служащих. Поскольку конторы получают наибольшую прибыль с квадратного метра занимаемой ими территории, то они могут позволить себе высокую арендную плату, а та не может быть низкой, коль скоро и строительство, и, главное, содержание небоскреба, разумеется, существенно дороже обычного здания.
Дополнительным толчком к высотному строительству в Чикаго стало падение цен недвижимости, последовавшее сразу за "бумом", вызванным Великим пожаром 1870 г. При этом первые небоскребы строили здесь не чикагцы, а бостонские финансисты, увидевшие открывшийся шанс. В 1885 г. был построен десятиэтажный корпус филиала нью-йоркской страховой компании. В 1891 г. к небу поднялось шестнадцатиэтажное здание - Монадмок Билдинг. Два года спустя было уже несколько десятков зданий 12—16 этажей.
Нью-Йорк не отставал. 16-этажный офис Уорлд Билдинг был построен в 1890 г. Началось состязание тщеславий, и вот в 1894 г. Манхэттенская компания страхования жизни возвела 20-этажное здание (правда, включая башенку). При этом чикагские застройщики стремились к экономии, так что еще до теорий Луиса Салливена в Чикаго утвердился стиль "строгого" небоскреба, тогда как в Нью-Йорке тщеславие застройщика выражалось не только в стремлении подтянуть вершину как можно дальше в небеса, но и в жажде украсить небоскребы как можно пышнее. Здесь главными строителями небоскребов стали страховые компании, газеты, телефонные и телеграфные компании, необычайно свирепо конкурировавшие между собой и жаждавшие утвердить себя выше соперника. Подрядчик компании Вулворт переживал за своего клиента, осознавая, что вложения в постройку вряд ли могут окупиться, но потом записал слова Вулворта: "Скажу Вам по секрету, что будет огромная укрытая прибыль, способная перевесить любые потери. Вулворт Билдинг будет как гигантский рекламный щит, возвещающий на весь мир наступление эпохи десятицентовых магазинов".
В Чикаго то запрещали строить здания выше 80 м, то разрешали, затем - вновь запрещали выше 60 м и вновь снимали ограничения. Все эти колебания отражали движения конъюнктуры и меру давления со стороны владельцев обычных построек. В Нью-Йорке колебания тоже случались, но здесь почти всегда было достаточно свободных капиталов, чтобы продолжать невозбранно забираться вверх. В 1910г. страховая компания "Метрополитен" въехала в верхнюю часть построенного ею здания высотой 227 м.
Начался новый этап гонки, вызванный теперь уже тем обстоятельством, что городской налог в нескольких центральных зонах Манхэттена8 стали брать с потенциальной прибыли, которую можно было получить с участка земли, а не с реальной прибыли, что ставило владельцев низких зданий в катастрофическое положение. Они должны были или продать землю, или найти партнеров для возведения здания не ниже 30 этажей. Линия силуэта начала выравниваться, так что тем, кто хотел выделиться, приходилось забираться все выше и выше.
С 1897 г. было разрешено строить жилые дома высотой до 49 м, если ширина улицы была 25 м, и до 32 м - на улицах меньшей ширины, если только здания снабжались лифтами и обладали эффективной противопожарной системой. Естественно, что бедными обитатели таких зданий быть не могли. Наконец в 1916г. был принят городской закон, определивший закономерность ступенчатого построения нью-йоркского силуэта: "Ни одно здание не должно быть возведено так, чтобы его высота в два раза превысила ширину улицы, однако на каждый фут отступа от линии улицы можно добавить четыре фута высоты". Исключение было сделано для жилых зданий, обращенных к оазису Центрального парка, - здесь всякие ограничения были сняты.
Оставался один способ не нарушить закон и все же строить выше установленного им лимита: оставить незастроенной такую площадь, чтобы получить искомое удвоение высоты основного корпуса относительно ширины улицы, или поднять высотную часть над более низкими корпусами. Именно за счет умелой работы с нормами строительства возник наиболее, может быть, совершенный в архитектурном смысле комплекс Рокфеллер Центра. Те же нормы не помешали возвести Крайслер Билдинг и Эмпайр Стейт Билдинг, силуэты которых стали навсегда такой же отличительной чертой Нью-Йорка, как Эйфе-лева башня в Париже или здание Университета на Воробьевых горах в Москве.
|