Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11 | Следующая страница реферата

Почему же власть имущие так всполошились?

Тема рассказа как будто бы чисто бытовая. Но разрешалась она на таком жизненном материале — быт купечества, который в то время сам по себе был политически актуален. Гоголь бросил на купца презрительно-насмешливый взор. Но его купцы еще старозаветной породы. Они еще и сами не перестали считать себя холопами; даже с начальством средней руки они были почтительны и уступчивы и осмеливались только разве жаловаться, да и то лишь в крайних случаях. Русский купец и промышленник середины XIX столетия был уже не таков. Вышедший из числа оборотистых мужиков или плутоватых и услужливых приказчиков, он все смелее и напористее претендовал на положение нового хозяина жизни. И самодержавие сочувственно относилось к этим претензиям. К такому купцу русские писатели тогда только еще начинали присматриваться.
Самсон Силыч Большов стоял в тогдашней литературе почти в полном одиночестве.

Корнила Егорыч — человек того же разбора, что и Большов. Но в мельниковском герое перед нами новое качество: он, если можно так про него сказать, мыслит более крупными категориями, он «политик». Говоря о бестолковости чиновничьей статистики, Корнила Егорыч в то же время имеет в виду всю государственную экономию; он толкует не просто о нравах и стремлениях купеческой молодежи самих по себе, а о смысле и пользе просвещения вообще. И все это самоуверенно, ни на минуту не сомневаясь в собственном превосходстве над собеседником.

На первый взгляд может показаться, что Мельников в чем-то разделяет мнения старшего Красильникова и даже чуть ли не сочувствует ему. В речах
Корнилы Егорыча о несуразице казенных умозаключений есть явный резон. Но ведь чиновники и на самом деле действуют так бессмысленно и нелепо, что нетрудно заметить это. За «критиканством» Корнилы Егорыча явно чувствуется полное его равнодушие и к интересам государства и к народной участи. С полной заинтересованностью он требует только одного: чтобы наживе не препятствовали, чтобы его «сноровке» дали полную волю. Безмерной жадностью к деньгам погубил он и своего талантливого сына Дмитрия. Корнила Егорыч — опять-таки только ради красного словца — уверяет, будто приданое он не ценит; на самом-то деле он не может скрыть своей досады, что Дмитрий не захотел жениться на дочке какого-нибудь мильонщика. Потому-то так и ненавистно Корниле Егорычу просвещение, что оно неразлучно с человечностью, что по самой своей сущности оно враждебно религии барыша.

В этом рассказе впервые выразились взгляды Мельникова на нового хозяина жизни, взгляды, которым он не изменял до конца своих дней. Конечно,
Корнилы Егорычи — это сила. Но сила бесчеловечная, антинародная, сила тем более страшная, что ей покровительствуют власти, и поэтому при всей ее жестокости она безнаказанна.

«Красильниковы» были не только важнейшей вехой в литературной деятельности, но и во всем общественном поведении Мельникова.

После смерти царя был несколько ослаблен и цензурный гнет. Передовые русские писатели не замедлили воспользоваться этим. В 1856 году вышли в свет две книги, обозначившие новую эпоху в литературе: сборник стихов Н. А.
Некрасова, открывавшийся стихотворением «Поэт и гражданин», в котором звучал почти открытый призыв идти на бой против самодержавия и крепостничества, и «Губернские очерки» М. Е. Салтыкова-Щедрина, потрясшие читателей горькой правдой о нравах той огромной корпорации разных служебных воров и грабителей, о которой писал незадолго до своей кончины Белинский в знаменитом письме к Гоголю.

В рядах передовых писателей выступил и Мельников. Ему не пришлось долго размышлять над тем, что произошло в стране и чего ждет общество от литературы. В 1856—1857 годах — всего лишь за один год с небольшим — он напечатал целую серию произведений, которые если и не были целиком написаны, то уж во всяком случае обстоятельно обдуманы еще в николаевские времена. «Дедушка Поликарп», «Поярков», «Медвежий угол», «Непременный» — во всех этих рассказах Печерского предстали перед читателем во всей своей безобразной и цинической наготе порядки и нравы, господствовавшие в самодержавно-чиновничьем государстве. Рассказы насыщены нижегородскими впечатлениями и посвящены негативным явлениям дореформенной жизни
(взяточничеству чиновников, бесправию крестьян и т. п.). Генетически рассказы связаны с натуральной школой, творчеством Гоголя и Даля; для них характерны: подробное воспроизведение уездного быта, очерковая точность, зачастую документальность. За «Медвежий угол» глава путейного ведомства подал на Мельникова жалобу Александру II, на что царь ответил: «Верно,
Мельников лучше вас знает, что у вас делается» [Шушунова, 1994, с. 581].

В 1858 цензура запретила отдельные издания рассказов. В том же году, по свидетельству Салтыкова-Щедрина, министр внутренних дел призвал к себе
Мельникова и потребовал, чтобы тот не писал в журналах.

В названных выше рассказах Андрей Печерский не изменяет своей позиции занимательного и непритязательного рассказчика. Он, по-видимому, без каких-то важных целей повествует о людях и случаях, с которыми ему пришлось сталкиваться во время его разъездов по медвежьим углам — по всем этим Рожновым, Чубаровым, Бобылевым. Истинные «герои» всех этих рассказов — уездные или губернские чиновники различных рангов—от какого-нибудь исправника или станового до управляющего казенной пала- той. В среде этих людей властвуют законы разбойничьей шайки. Грабительство для них — дело заурядное и естественное: брать бери, не задумываясь, только знай, с кем и когда поделиться добычей.

Сборник «Рассказы А. Печерского» вышел только в 1876, давно утратив актуальность. Однако в контексте 1850-х годов именно эти рассказы, по мнению критики, выдвинули имя Мельникова в первые ряды литературы.
Публицисты «Современника» видели в нем обличителя и стремились переманить из «Русского вестника».

Н. Г. Чернышевский находил, что в «Пояркове» Мельников проявил больший талант, чем М. Е. Салтыков-Щедрин, и «должен быть причислен к даровитейшим нашим рассказчикам». Имена Мельникова и Салтыкова-Щедрина становятся неразлучны как эмблема «новой литературы», оттеснившей «изящную словесность» [Шешунова, 1994, с. 581].

Л. Н. Толстой писал в 1857 В. П. Боткину и И. С. Тургеневу: Некрасов и Панаев «сыплют золото Мельникову и Салтыкову», в то время как «все наши старые знакомые и ваш покорный слуга... имеют вид оплеванных». П. В.
Анненков замечал, что такого рода «повествователи, как Щедрин и Печерский, обязаны подбавлять каждый раз жизненной мерзости ... для успеха» Сам
Мельников заметил в дневнике 22—31 марта 1858: «Я с Салтыковым по одной дорожке иду: что Щедрину, то и Печерскому». При этом М. Е. Салтыков-Щедрин оценивал рассказы Мельникова как «псевдонародные... ухарские» [Шешунова,
1994, с. 581].

Своим лучшим произведением Мельников долго считал повесть «Старые годы» («Русский Вестник», 1857, № 7). В основе повести — восторженный рассказ старого слуги о буйствах и злодействах барина-самодура XVIII века.
В «Старых годах» Мельников высказал, в сущности, все, что он думал о русском дворянстве. В других его произведениях о дворянской жизни только развивались и в чем-то дополнялись идеи, впервые высказанные в этой повести.

Повесть «Старые годы» была напечатана как раз в то время, когда все больше и больше обострялась борьба вокруг крестьянского вопроса. Защитники крепостничества, отстаивая свои «права» на владение собственностью, а явной несостоятельностью юридических и экономических доводов с удвоенной настойчивостью принялись оживлять старую легенду об исторических заслугах всего дворянства перед русским государством, перед русской культурой.

Вспоминали имена «птенцов гнезда Петрова», «екатерининских орлов», героев Отечественной войны 1812 года и заслуги этих людей приписывали всему дворянству. Передовая русская литература противопоставила этим легендам правду о крепостническом дворянстве. В те годы появились новые, наиболее беспощадные антидворянские стихи Н. А. Некрасова; И. А. Гончаров напечатал
«Обломова», а Н. А. Добролюбов разъяснил общественное значение этого романа. Некрасов в своей «Железной дороге», А. Н. Островский в исторических драмах, несколько позднее Лев Толстой в «Войне и мире» показали великую роль народа в защите родной страны и в созидании всех ее богатств — народа, а не дворянства.

«Старые годы» написаны в иной тональности, чем рассказы Мельникова о чиновниках. Там господствует иронический тон, здесь — саркастический.
Большая часть мельниковских чиновников — мелкая сошка, над которой в те годы потешались и на которую хотели свалить все беды и неустройства даже самые закоренелые ретрограды. Мельников обличал не столько их самих, сколько бюрократическую систему в целом. Князь Заборовский как личность — тоже совершеннейшее ничтожество, но в его руках сосредоточена огромная, самостоятельная, в сущности, почти неограниченная власть. В его карьере, в его привычках и желаниях, во всей его бесчеловечно-жестокой и чудовищно- бессмысленной жизни воплотилась норма дворянского бытия — от царских палат до мелкопоместной усадьбы. Князь Алексей Юрьевич был заметной фигурой при дворе. Там он прошел великолепную школу и тирании и холуйства. В своем
Заборье он просто установил обычаи и нравы, господствовавшие при дворе.
Потому-то главным образом все местные дворяне в этих обычаях и не видели ничего преступного. Мелко- и среднепоместные поспешили определиться в приживальщики со всеми «приличными» этому званию преимуществами и обязанностями, а губернатор и предводитель дворянства почитали за честь быть приглашенными к княжескому столу. Для них Заборовский — образцовый барин; любой из окружающего его «шляхетства» поступал бы в точности так же, если бы имел такое богатство и такие связи. Поэтому преступления князя
Заборовского не исключение; они прямое следствие того положения, которое занимали русские дворяне в обществе.

Повесть П. И. Мельникова сразу привлекла сочувственное внимание демократических кругов. Некрасов сообщил о ней Тургеневу как о первостепенной литературной новости: «В «Русском вестнике»... появилась большая повесть Печерского «Старые годы»... интерес сильный и смелость небывалая. Выведен крупный русский барин во всей ширине и безобразии старой русской жизни — злодействующий над своими подвластными, закладывающий в стену людей...» И этот злодей, продолжал Некрасов, «всю жизнь пользовался покровительством законов и достиг «степеней известных». Здесь прежде всего необходимо обратить внимание на мысль о «смелости небывалой» [Некрасов,
1952, т. X, с. 355].

После этого Мельников ненадолго перешел в усердно звавший его
«Современник», где опубликовал «Бабушкины россказни» — рассказывающие о быте и нравах 18 века (1858, № 8,10). «Бабушкины россказни», — это нечто вроде варианта «Старых годов», исполненного в обычной для Мельникова иронической манере. Главная героиня - Прасковья Петровна Печерская, хоть и не очень богатая дворянка, была, однако, своим человеком и в верхнем губернском и в придворном кругах, а ее мораль, ее взгляды на жизненные ценности ничем не отличаются от взглядов темного княжеского холопа
Прокофьича.

Есть в «Бабушкиных россказнях» как будто бы проходной, но на самом деле весьма многозначительный диалог о «бесподобном» французском короле —
Людовике XVI, который всегда с таким глубоким уважением и с такой почтительностью говорил о Екатерине II и которого «tue» на эшафоте. Конечно же, Мельников смотрел на это историческое событие иначе, чем бабушка Андрея
Печерского, и напомнил он о нем неспроста. Общественная борьба, развернувшаяся в те годы в России, могла, по его убеждению, привести к тем же, что и во Франции конца XVIII века, последствиям, если единомышленники бабушки будут упорствовать в защите своих привилегий.

В 50—60 годах с наибольшей силой и резкостью обнаружилась противоречивость мировоззрения Мельникова. Он был убежден в необходимости и неизбежности переустройства общественных порядков в России. Однако, кроме правительства, он не видел в России иной силы, которая могла бы возглавить и осуществить дело такого переустройства

Все надежды возлагались на царя. Но эти надежды были шаткими.
«Темная партия сетьми опутывает государя. Доброго что-то не предвещает настоящее», — писал Мельников в своем дневнике за 1858 год. Для его тогдашних настроений чрезвычайно характерна дневниковая запись от 22 марта
1858 года: «...Встретился с Сергеем Васильевичем Шереметьевым и ходил с ним по Невскому и по Литейной более двух часов... Он, разумеется, против освобождения... Шереметьев сказал, между прочим, что еще будут перемены в этом деле, но какие, не говорил. Он в связях и родстве с великими мира сего и, конечно, говорит не без основания. Что же это будет? Народу обещали свободу, назначили срок и правила; народ ждет; везде тихо, спокойно, несравненно спокойнее, чем прежде, и вдруг, если Шереметьев правду говорит, пойдет дело в оттяжку. Таких дел откладывать нельзя, а то, чего доброго, и за топоры примутся» [Еремин, 1976, с. 19].

Хотя Мельников никогда не считал себя единомышленником либералов
50—60-х годов, его позиция в общественной борьбе того времени в главном и существенном совпадала с их позицией. Однако было бы ошибочно думать, что
Мельников теперь отказался от своих просветительских убеждений. Они неизбежно прорывались в его действиях и поступках. И это хорошо понимали вчерашние его противники: ревностные охранители самодержавно- крепостнического режима не могли забыть и простить рассказов и повестей
Печерского и не считали Мельникова «своим человеком». Да он и сам в эти годы был далек от уверенности в правоте своей общественной позиции. Только этим и можно объяснить новое, третье молчание Мельникова-беллетриста, на этот раз продолжавшееся около восьми лет (1860—1868 гг.).

Написанная почти одновременно с «Бабушкиными россказнями», повесть
«Гриша» («Современник», 1861, № 3) — о юноше-старообрядце, алчущем подвигов и ставшем во имя святости соучастником преступления. Повесть П. И.
Мельникова носит подзаголовок «из раскольничьего быта», но, безусловно, она выходит за рамки бытописания. Подчас творчество Печерского воспринимается только в этом аспекте, а глубина духовных исканий и художественная самобытность писателя остается в тени.

Героем повести становится мальчик-сирота Гриша, взятый в дом богатой добродетельной вдовы, которая исповедует старую веру, взят для того, чтобы служить странникам, находящим приют у вдовы. Весь Божий мир проходит перед героем, разнообразные люди появляются в его келейке. Это и девушка Дуняша, которая пытается искусить юного героя, и два странника Мардарий и Варлаам, грешные люди, мечты которых состоят в том, чтобы сладко поесть да попить.
Но для Гриши встреча с земным, грешным миром пробуждает особые мысли и чувства: «Где же правая вера, где истинное учение Христово?» — задает герой вопрос [Прокофьева, 1999, с. 21-22].

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: курсовые работы, реферат сша, реферат экономическое развитие.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11 | Следующая страница реферата