Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата

В самом деле, английская литература вышла не из шинели, а из сада: романтический  дикий сад предшествовал разнузданной романтической поэзии Шелли и Китса.

Садоводство - это самое скрытое, властолюбивое и чувственное из искусств: им  можно наслаждаться в одиночестве, критики или публика не мешают. Садовник -  бессловесный художник, который полностью сливается с природой. И с нашей  природой нетрудно слиться, так как Англия - это цивилизация на Гольфстриме.

Здесь приживаются деревья и кустарники почти со всего мира.

Наследством нашей утраченной империи являются сотни импортных растений, которые  одичали в Великобритании. Бывшие конкистадоры, вернувшиеся на родину, тоскуют по  Гималайским горам или австралийской пустыне, утоляя эту тоску, они засадили  целые графства рододендронами из Непала, эвкалиптами из Тасмании, кедрами с  Аляски, фейхоа из Бразилии. Около городов юго-западной Англии из магнолий и  камелий выращены настоящие джунгли.

Каждое воскресенье гуртом и гурьбой англичане усаживаются в свои машины и ездят,  чтобы смотреть чужие сады - большие и маленькие. Люди, во всех других отношениях  совершенно честные, берут с собой садовые ножницы и воруют отростки, чтобы потом  их привить у себя дома. Садоводство - это подлинное и единственное сохранившееся  народное искусство.

Как во всех искусствах, в садоводстве есть свои большие мастера, и мало-помалу  мы понимаем, что их надо сравнивать с великими поэтами и художниками. Такие  женщины, как Гертруда Джекил или Вита Сэквил-Уэст, или мужчины, как Кристофер  Тэннард или американец майор Мортон, создали сады, потрясающие своим  оригинальным планом и своей изменчивостью. Но главное - в отличие от других  искусств, - эти сады в прямом смысле вдохновляли тысячи посетителей, и каждый  посетитель создает собственные зеленые вариации, которые распространяются по  всей стране.

Выдающиеся садоводы были недюжинными личностями. Они были не только удивительно  трудоспособны - некоторые трудились полвека от зари до зари, как каторжники, -  они были визионерами, которые решили создать вечный рукотворный памятник и таким  образом заштриховать ненавистный им мир. Садоводство часто являлось убежищем от  других искусств: Вита Сэквил-Уэст писала романы, а Воан-Уильямс сочинял  симфонии. Но садоводство часто становилось коллективным подвигом; разбивая сады,  люди спасались от семейных дрязг и даже трагедий. Раз дети выросли и уехали,  единственные узы, связывающие английскую чету, - это сад, где еще можно  трудиться в дружном безмолвии. Поражающий пример садоводства как спасительного  подвига - это великий сад Сиссингхерст в графстве Кент: его создали Вита  Сэквил-Уэст с мужем Гарольдом Николсоном. Она была писательницей, он -  дипломатом. Они пережили страшные скандалы и кризисы: он понял, что он  гомосексуалист; в то же время она страстно влюбилась в буйную лесбиянку Виолетту  Трефусис. Но половые страсти и жажда творчества в конце концов перелились в  сказочное видение Сиссингхерста; этот сад стал для них чем-то вроде монастыря.

Читая очерки Джейн Браун, понимаешь, что жизнь у нас - и не только у выдающихся  садоводов - переходит в житие исключительно тогда, когда англичанин отчаивается  в возможности обрести счастье и целиком отдает себя воссозданию миниатюрного  Эдема около собственного дома.

Вода и англичане

Англичане - островитяне, и на нашем острове нельзя находиться от моря дальше, чем на сто километров. Морская вода течет у нас в крови; англичане до того любят  море, что первыми затеяли одиночное кругосветное плавание. Англичанин доверчиво  ест все, что приносит море, - от морских прыщей до печени палтуса. На сто лет  раньше, чем другие европейцы, англичане купались в своем отвратительно холодном  Ла-Манше. Когда в Биаррице жили только баскские рыбаки, а в Ялте - крымские  татары, в Брайтоне н Богноре уже купались под медицинским надзором министры и  принцессы из королевской семьи. Холодное море, считалось, унимает страсти и  развивает мужественные добродетели. До сих пор половина населения ездит на  побережье купаться, несмотря на то что врачи теперь признают, что купаться в  наших загрязненных морях менее заманчиво, чем спускаться в ванну с дерьмом.

Странно, что пресная вода издавна находится в опале. Англичане в реках не  купаются; в Кембриджском университете в шестнадцатом веке за купание в реке  секли студентов, а на аспирантов надевали колодки. Как будто русалки могли  соблазнить купающихся. В английских реках водится почти такое же обилие  съедобной рыбы, как в русских, а разница в том, что англичане удят, но не едят.

Форелей покупают только на фермах, а вкусных карасей, лещей и судаков снимают с  крючка и пускают обратно в воду.

Немцы и американцы приезжают в Англию и удивляются странным табу, связанным с  водопроводной системой в английских домах. У нас даже законом запрещается  вводить нормальную европейскую систему водопровода. Поэтому, если принимаешь душ  в английском доме, можно или простудиться, или обжечься, смеситель в ванной  сделает все что хотите, но не смешает горячую воду с холодной. Хотя англичане  полтора века назад (раньше всех) ввели современную канализацию и водопровод в  крупных городах и тем спасли народ от холеры и брюшного тифа, дальше они не  пошли. Что касается водопроводов, мы одержимы какой-то манией преследования. Во  время наполеоновских войн нам казалось, что французы могут отравить наши  водопроводы. Мы изобрели такую систему кранов, клапанов и цистерн, которая  изолирует каждый жилой дом от магистрального водопровода, в результате чего  современному иностранному туристу мерещится, что он попал куда-то в район  Тибета, где моют тело как следует только два раза: после рождения и после  смерти. В самом деле, французские послы всегда докладывали, что английская  королева Елизавета ужасно воняет. Современные туристы замечают, что до сих пор  англичане неохотно принимают душ, а предпочитают лежать в полной, но не очень  теплой ванне, как гиппопотамы в собственной грязи.

Всю хорошо отфильтрованную городскую воду мы тратим не на себя, а на наши сады.

Хотя в любом месяце на любой английский сад падает пять сантиметров дождя, все  жалуются на засуху и строят удивительные системы орошения, которые сделали бы  даже из Сахары зеленую зону. Летом опорожняются водоемы, и горсоветы запрещают  орошение садов; ночью полиция ловит граждан, которые выливают последние капли  городской воды на свои газоны и розы. А если и моются в такое время, то потом  тщательно переливают грязную воду из ванны на клумбы.

Как англичане умирали

Фармазонов до сих пор отправляют в мир иной под музыку Моцарта. Обыкновенного  англичанина, однако, хоронят неинтересно, анонимно. Даже смертного одра нет. При  первых признаках конца упекают в больницу, усыпляют снотворными, обвешивают  проводами и трубками и, когда электроника объявляет, что мозг перестал мыслить,  звонят сначала в похоронное бюро, а потом уже родственникам. Закрытый фанерный  гроб стоит пятнадцать минут на конвейере у алтаря в крематории; священник мямлит  короткую молитву, из громкоговорителя льется такая же успокаивающая музыка, как  в супермаркетах. Все, что остается - пепел, - хоронят под одинаковыми плитами на  кладбище, которое не отличишь от площадки для гольфа.

Раньше англичане не хуже других народов уважали своих мертвецов. Войди в любой  из готических соборов и увидишь средневековые саркофаги с горизонтальными  статуями покойников - он в мраморном панцире, рука об руку с женой, облаченной в  свадебное платье; можно бродить по старым кладбищам и изумляться откровенности  старинных надписей на гробовых плитах: "Здесь покоятся кости Элизабет Шарлотт,  рожденной девицей, умершей потаскухой. Но она была девицей до семнадцати лет,  что неслыханно в городе Абердин". А сегодня такие надписи запрещены и ни  саркофагов, ни посмертных масок не делают.

Страшная жестокость палачей шестнадцатого века показывает, до какой степени  участь тела по тогдашним понятиям решала участь души. Вспарывали повешенных,  пока те еще были живы, и сжигали кишки; сдирали кожу с разбойников; делали из  вскрытия анатомический театр для учащихся хирургов и публики. Тогда еще была  сильна языческая вера в то, что цельность тела обеспечивает загробную жизнь  души. Даже великий свободный мыслитель и экономист Иеремия Бентам завещал свой  труп Лондонскому университету на вечное хранение. Его автоикона до сих пор  шокирует публику прямо при входе в главный колледж университета. Иеремия Бентам  сидит гораздо более живой, чем Ленин. Его автоикона состоит из скелета,  искусственной кожи и праздничного костюма. Голова, к сожалению, дала усадку: на  тело поставили желтоватую восковую копию. Настоящая голова, пугающая стеклянными  глазами и лопнувшими красными жилами, щерится у его ног под стеклянным  колоколом.

Смерть была обрядом: к нему люди готовились, как к свадьбе. Дарили друг другу  гробы, пробовали на вкус разные бальзамирующие жидкости. Великий хирург Уильям  Хантер не мог гарантировать живущим исцеление, но обреченным умереть - особенно  красавицам - он обещал нетленные останки. Анонимный поэт восемнадцатого века  писал, что усопшая госпожа Ван Бутчел благодаря бальзаму Хантера "стала еще  красивее, слаще и сочнее, чем когда она была жива". Поэт поздравил вдовца с тем,  что ему досталось "редкое сокровище: жена с ровным нравом". Тогда и гробовщик не  стыдился показывать свой товар тяжело больным клиентам. Художников тоже  приглашали к смертному одру, они не только снимали маску покойника, но и  малевали портрет целого семейства у постели усопшей матери или умершего ребенка.

Мы видим дворянина семнадцатого века Томаса Эстона, сидящего со своими детьми у  постели жены, умирающей от родов. Слез нет, его дочери даже позируют. В левой  руке Томас Эстон держит череп, у его ног стоит гробик для новорожденного, обитый  черным бархатом: торжественное, но отнюдь не трагическое зрелище. Английский  протестант был абсолютно убежден в том, что при покаянии и соблюдении всех  правил умирающий христианин уплывает в лучшую жизнь, поэтому показывать  неуместное горе - обидеть Бога.

Массовые смерти первой мировой войны до того затопили наше общество похоронными  обрядами, что смерть навсегда утратила свою поэзию. Люди, увидевшие ад в окопах,  уже не верили в Страшный суд. Сегодня после смерти близкого родственника  обращаются к адвокатам, а не к священникам: их волнует судьба имущества, но не  души.

Английские пауки

"Маленькая мисс Мэффит сидела на тумбочке / И ела свой творог с пенками. /  Подошел большой паук, сел рядом с ней / И испугал маленькую мисс Мэффит". Каждый  английский ребенок знает эту старинную песенку: она внушает детям, что пауков  надо уважать и нельзя убивать. Если бы Свидригайлов из романа Достоевского вдруг  очутился в Англии, он поверил бы, что очутился в аду: в бане с пауками.

Англичанин, прежде чем принять ванну, вместо того чтобы открыть краны и смыть  все живое из ванны, всегда становится на колени и мылом помогает пауку,  застрявшему в ванне, выкарабкаться и спастись. (Англичанка выбегает из ванной и  зовет первого попавшегося мужчину на помощь). Не только детские песни, но и  история говорит нам, что паук - тварь назидательная. Средневековый шотландский  король Роберт Брюс, посаженный в подвал, подружился с пауком, который каждый  вечер штопал свою паутину и своим примером убедил короля не сдаваться.

В наших темных, сырых замках и дворцах пауки замечательно размножались: недаром  первым пауковедом в мире стал англичанин. С семнадцатого века ученые, священники  и врачи ловили пауков, смотрели на них в микроскоп, разводили их, разрезали и  рисовали. В Англии живет почти 600 видов пауков - было чем заниматься.

К сожалению, английские ученые, даже Исаак Ньютон, в семнадцатом веке  пренебрегали родным языком, брезговали обывателем и писали на латыни. Первым  пауковедом был королевский врач Мартин Листер, который издал свое исследование  "Английские пауки" к концу семнадцатого века. Прошло триста лет, и труд впервые  перевели на английский. Книга "Английские пауки" уводит нас к истокам  английского самосознания. Какие уроки извлек Мартин Листер из жизни пауков?  Пауки занимаются любовью, как христиане, лицом к лицу, соблюдают Великий пост не  хуже любого христианина, самец ведет себя наподобие английского джентльмена -  когда ходит к самке в гости, приносит съедобный подарок, опутанный шелком, и  этим сохраняет себе жизнь. А какие паучихи образцовые матери! Листер сорок раз  рвал паутину, где паучиха спрятала яйца, и каждый день она плела новую. Любовь к  родному гнезду, матриархат, нелюдимость, молчаливость, трудолюбие - чем паук не  англичанин?  Мартин Листер первый доказал, что пауков незачем бояться. Если укусят, не больно  и не опасно. Паутина у них целебная, исцеляет раны. (В этом он прав - в паутине,  кажется, есть пенициллин). Как почти всех пауковедов, Бог наградил Мартина  Листера долговечностью. Он прожил длинную жизнь. Его пережили вдова, шестеро  детей и несколько десятков тысяч пауков, законсервированных в алкоголе.

Когда ученые перестали читать по-латыни, Мартина Листера забыли. Но его традиции  живы. Профессор Росс из Абердинского университета всегда закусывал "бордо"  пауком. Один английский священник-натуралист был просто влюблен: "У паучихи  лапки, как пальцы самой красивой девушки - длинные, тонкие, чуткие, так что нет  твари, которая сравнится с ней". Он даже промывал глаза паучьей мочой.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат современная россия, реферат по литературе.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата